Верю, судьба!
Шрифт:
Касси и Атис стояли перед низкой, обитой ватином дверью, ведущей в дом, и всё никак не решались постучаться. Атис не мог справиться с охватившей его робостью, а Касси решила почему-то, что в данной ситуации ей отводится вторая роль, и пока ничего не предпринимала. В конце концов, это дом Атиса, пусть бывший, ему и действовать. Тем более, что за все тридцать два года своей жизни Касси ни разу не была в настоящей деревне, и представление о жизни в подобных местах имела весьма смутное, что-то из разряда "воду там черпают ведрами из колодца, а в сарае живут петухи". Поэтому окружающее казалось Касси нереальным, как
– Ну что же ты стоишь, - напомнила Касси, тихонько ткнув Атиса в спину.
– Стучись, раз уж мы пришли.
– Чего?
– Атис переминался с ноги на ногу, не потому, что ему было холодно, а от нерешительности.
– Ну, сейчас. Ага…
…Воспоминания, от которых не отделаешься. Тепло, ступеньки на крыльце еще влажные, дождь только что кончился, на востоке всё еще погромыхивает, а тут, сейчас пахнет землей, мокрой травой, деревом и мятой, в изобилии растущей рядом с крыльцом. В пальце засела заноза, надо выковырять ее, а он боится идти в дом, потому что мать сегодня злая, и он стоит на крылечке, переминаясь, как сейчас, с ноги на ногу, и боится войти…
Атис поднял руку и несколько раз стукнул в дверь. Ответом ему была тишина.
– Спят, наверное, - заметила Касси.
– Давай погромче. Придется разбудить, что поделать.
– Вопрос - на фиг мы вообще это делаем, - сердито ответил Атис. Но снова заколотил по косяку, теперь уже изо всех сил. Где-то в глубине дома раздался приглушенный шорох, кто-то неразборчиво выругался.
– Хто там?
– раздраженно спросили из-за двери.
– Лёхин, если это ты, я тя прибью на хрен! Время десять, люди спят давно!
Касси глянула на Атиса, но тот стоял, замерев, как будто в столбняке, и молчал.
– Это не Лёхин, - громко сказала она.
– Простите, что разбудили. Нам бы Топорковых. Поговорить нужно, дело важное.
– Чего?… Это хто?… - невозможно было разобрать, мужской ли это голос, женский ли.
– Чего поговорить? Идите, ночь уже, осатанели совсем.
– Мама, это я, - вдруг сказал Атис.
– Открой!
За дверью наступила тишина.
– Кто это тут тебе мама?
– с подозрением спросили из-за двери спустя долгую минуту.
– Нету у меня давно никаких детей, чего надо?
– Это я, Атис. Открой, нам надо поговорить, - Атис положил на дверь ладонь.
– Аааааатис, - протянули из-за двери.
– Так это когда было… Раз ты Атис, то хрена ты по ночам шляешься? Давай, вали отсюдова, Атис.
– Какая добрая у тебя мама, - пробормотала Касси. И еще раз попросила: - Пожалуйста, откройте! Это правда Атис! Нам очень нужно с вами поговорить!
– Убирайтесь, - посоветовали из-за двери.
– Атис, видали? Да еще и бабу с собой приволок!
Атис стиснул зубы.
– Мама, мы всё равно войдем, - предупредил он.
– Лучше открой!
– Ишь, грозится, - за дверью рассмеялись.
– Ща топором огребешь, Атис-шматис!… Михан, а ну иди сюда, тута сынуля наш бывший заявился, среди ночи!
Атису
– Проходи, Касси, - галантно предложил Атис.
– Будь как дома.
– После тебя, - сквозь зубы проговорила Касси.
– А то и вправду топором заедут.
Она дождалась, когда Атис шагнет внутрь, и осторожно переступила порог следом за ним, тут же брезгливо поджав пальцы - пол оказался грязным, покрытым слоем какой-то пыли, то ли трухи, вперемешку с мусором.
Нехорошо получилось, подумала она. Теперь они, наверное, ничего не расскажут.
Однако, как оказалось, она была не права.
Жили-были старик со старухой. То есть они, конечно, не сразу стали стариком и старухой, а были в свое время вполне крепкими и здоровыми. Муж с женой. Жена исправно рожала в год по ребенку, муж впахивал механизатором, в короткий летний сезон сутками пропадая на полях, и квася зимой напропалую. Дети росли и продавались, правда, толку с тех денег почти не было. За год сумма, полученная за очередного ребенка, пропивалась подчистую. До сорока лет Наталия успела осчастливить мир аж тринадцатью отпрысками, после чего приболела по женской части и рожать прекратила. Михан предложил дорастить оставшихся детей до отрочества, чтобы потом подороже отдать, да и места им получше подыскать, и зажила семья, как и любая другая. Отец, мать, да четыре отпрыска.
В один прекрасный день Наталия, вышедшая утром покормить кур, обнаружила на крылечке корзинку, прикрытую сверху белой тряпочкой. Будучи женщиной рачительной, она внесла корзиночку в дом, развязала тряпочку - и обомлела. В корзинке лежал месячный мальчишка, голубоглазенький и темноволосый. При нем имелась записка, которую полуграмотная Наталия с трудом, но прочла.
"Уважаемая! Зная о вашем плохом материальном положении, я решил вам помочь. Несколько раз я проезжал через вашу деревню, и кое-что про вас вызнал. Этот ребенок, надеюсь, будет вам потом небольшим, но прибытком. Я бы его себе оставил, но не могу - я курьер, меня за него на шахты отправят. В Совете скажите правду, что его вам подкинули, и растите спокойно. Имя только ему сохраните, на память. Его зовут Атис Сигна. Я буду следить за вами, и, по возможности, деньги переводить. Станьте ему матерью. Курьер Степан Сигна". К записке была приколота бумажка, талон на мешок сахара.
– Вот так вот, - Наталия сидела за кухонным столом.
– Не наш ты сын. Того курьера.
– А почему вы мне не сказали?
– Атис сидел напротив, и, не мигая, смотрел на… мать? Он теперь не знал, как называть эту женщину. Мачеха?
– А чего было говорить?
– ощерилась та.
– Степана того мы ни разу с отцом не видали. Деньги он еще два раза перевел - и ку-ку. Может, сам помер. Откуда я знаю? Ну вот мы и… растили тебя.
В продолжении всего рассказа Касси сидела на колченогом древнем стуле, покачивая босой ногой, и помалкивала. Она поглядывая то на приемную мать Атиса, то на него самого.