Весь Дэвид Болдаччи в одном томе
Шрифт:
Мать Кейт до самой смерти держала ту же самую фотографию на туалетном столике. Кейт выбросила ее в день похорон, проклиная выраженную на ней близость отца и дочери. Она выбросила ее сразу же после того, как в дом пришел отец. Кейт тогда взорвалась в ярости, все больше теряя контроль над собой, поскольку объект ее гнева никак не откликался, не отвечал, стоял, молча принимая шквальный огонь. И чем тише он становился, тем больше распалялась Кейт, пока наконец не набросилась на него, отвесив затрещины обеими руками, но ее оттащили. И только тогда отец надел шляпу, положил на стол принесенные
И тут, сидя в отцовском кресле, Кейт вдруг поняла, что и он в тот день также был охвачен горем. Скорбел о женщине, которую предположительно любил на протяжении многих лет и которая определенно любила его. Почувствовав, как к горлу подкатывается клубок, Кейт поспешила перехватить его, надавив на шею пальцами.
Встав, она обошла дом, осторожно заглядывая во все помещения и возвращаясь назад. По мере того как углублялась во владения отца, она все сильнее нервничала. Дверь в спальню была приоткрыта, и Кейт решила распахнуть ее настежь. Войдя в комнату, она рискнула зажечь свет, и когда ее глаза освоились с переходом от темноты к свету, они остановились на ночном столике. Кейт подошла ближе и наконец села на кровать.
Собрание фотографий, по сути дела, представляло собой небольшое святилище. Здесь была запечатлена вся ее жизнь начиная с младенчества. Каждый день ее отец, засыпая, видел ее. Но гораздо больше потрясли ее поздние фотографии. Выпуски в колледже и университете. Определенно, отца никто туда не приглашал, но они были представлены здесь. На снимках она не позировала, а или шла, или махала кому-то рукой, или просто стояла, не подозревая о присутствии фотографа. Кейт подошла к последней фотографии. Она спускается по ступеням здания суда Александрии. Ее первое дело, она страшно переживала. Мелкое хулиганство, для окружного суда — детская игра, но широкая улыбка на ее лице говорила об абсолютной победе.
Кейт задумалась: ну как она могла не увидеть отца? После чего у нее мелькнула мысль: а может быть, она видела его, но просто не захотела себе признаться?
Первой ее реакцией была ярость. Все эти годы отец шпионил за ней! Это были самые особенные моменты ее жизни — а он бесцеремонно вторгся в них. Осквернил своим нежеланным присутствием.
Вторая реакция была более тонкой. И, почувствовав, как она поднимается у нее в груди, Кейт порывисто вскочила с кровати и собралась бежать из комнаты.
И наткнулась прямо на здоровенного мужчину, стоящего в дверях.
— Еще раз, мэм, примите мои извинения. Я не хотел вас потревожить.
— Потревожить? Да вы меня до смерти напугали! — Кейт села на край кровати, стараясь совладать с собой, унять дрожь, усиленную царящей в доме прохладой. — Простите, но почему Секретная служба интересуется моим отцом?
Она подняла взгляд на Билла Бёртона, и у нее в глазах появилось что-то похожее на страх. По крайней мере тот принял это чувство за страх. Агент наблюдал за ней, когда она находилась в спальне, по малейшим движениям оценивая ее мотивы, ее намерения. Это мастерство выработалось у него за долгие годы, когда он всматривался в бескрайнюю толпу, выискивая
— На самом деле, мисс Уитни, не мы. Но вот полиция округа Миддлтон им точно интересуется.
— Полиция округа Миддлтон?
— Да, мэм. Не сомневаюсь, вы читали про убийство Кристины Салливан…
Бёртон сделал паузу, чтобы проверить реакцию. Она оказалась такой, какую он и ожидал. Абсолютное изумление.
— Вы считаете, что мой отец имеет к этому какое-то отношение?
Это был законный вопрос. К тому же не облаченный в обвинительную форму. Бёртон посчитал это примечательным. Все шло согласно плану, который начал формироваться у него в голове, как только он увидел эту женщину.
— Так считает следователь, ведущий дело. Судя по всему, ваш отец в составе бригады, занимающейся чисткой ковров, под вымышленным именем побывал в доме Салливанов незадолго до убийства.
У Кейт перехватило дыхание. Ее отец чистит ковры? Разумеется, он разведывал дом. Определял слабые места — все как и прежде. Ничего не изменилось. Но убийство?
— Я не верю, что отец убил эту женщину.
— Правильно. Но вы можете поверить в то, что он пытался обокрасть тот дом, не так ли, мисс Уитни? Я хочу сказать, у него это не первый раз, и не второй.
Кейт уставилась на свои руки. Наконец она покачала головой.
— Люди меняются, мэм. Я не знаю, насколько вы в последнее время были близки со своим отцом… — Бёртон отметил, как она при этих словах едва заметно вздрогнула, — но улики весьма убедительно указывают на то, что он имеет к этому делу какое-то отношение. А женщина убита. Вероятно, вы сами добивались обвинительного приговора на основании и меньших улик.
— Откуда вам известно про меня? — Кейт подозрительно посмотрела на него.
— Я вижу женщину, украдкой проникающую в дом человека, которого разыскивает полиция, и поступаю так, как на моем месте поступил бы любой сотрудник правоохранительных органов. Я пробиваю номера вашей машины. Ваша слава бежит впереди вас, мисс Уитни. В полиции штата о вас очень высокого мнения.
— Отца здесь нет. — Кейт обвела взглядом комнату. — И, похоже, уже давно не было.
— Да, мэм, знаю. Вы, случайно, не знаете, где он, а? Отец не пытался с вами связаться?
Кейт подумала про Джека и его ночного гостя.
— Нет.
Ответ прозвучал быстро — слишком быстро, на взгляд Бёртона.
— Мисс Уитни, будет лучше, если он сам придет в полицию. Знаете, среди полицейских есть такие, кто сначала стреляет, а затем задает вопросы… — Он выразительно поднял брови.
— Мистер Бёртон, я не знаю, где отец. Мы с ним… уже давно разошлись.
— Но сейчас вы здесь, и вам известно, где он оставляет запасный ключ.
— Я впервые переступила порог этого дома! — Ее голос поднялся на октаву.
Придирчиво изучив выражение ее лица, Бёртон пришел к выводу, что она говорит правду. К этому заключению его уже подвело то, что Кейт была не знакома с домом, а также то, что они с отцом не общались.