Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Спарроу обернулся, подошел к пульту связи и протестировал реле.
— Мы достаточно близко для голосовой связи?
— Да, — взглянув на приборы, ответил Боннетт.
Повернув реостат, Спарроу нажал на кнопку включения микрофона.
— Я Мастер Джон. Повторяю. Я Мастер Джон. Везем полную личинку. Один член экипажа болен лучевой болезнью. Запросите разрешение на Чарльстон. Прием.
Из динамика на стене раздался голос, прорвавшись сквозь волновые помехи и искажения частотной модуляции.
— Привет, Мастер Джон! Вы слишком радиоактивны! Подождите, пока измерят ваш фон. Прием.
Боннетт потянул за рычаг управления двигателем и сбавил скорость.
Со своей койки Рэмси видел экран ультразвукового локатора, крошечное пятнышко на нем увеличивалось в размерах по мере приближения «Наставника».
И снова из громкоговорителя раздался искаженный голос:
— Наставник Мастеру Джону. Проходи, Мастер Джон. Идите на глубине входа. Мы пойдем с фланга. Прием.
Боннетт отжал рычаг управления двигателем. «Таран» рванулся вперед.
— Подключи носовые камеры, — приказал Спарроу.
Ожил большой экран над пультом. На нем появились зеленая вода и случайные бурые водоросли.
— Скоро сдадим тебя в надежные руки, Джонни. Прежде, чем ты об этом узнаешь, — сказал Спарроу.
Рэмси ощущал странные колебания чувств. Он пытался представить вход в Чарльстонский тоннель — черную дыру в стене или подводный каньон. Сознание ускользало. «Почему это произошло?» — спрашивал он себя. И после этого: «О чем рассказать помягче?» Какая-то его часть, казалось, наблюдала издалека, делая пометки в истории болезни. «Тебе не хочется возвращаться. Почему? Всего несколько мгновений назад ты был как свернутый клубок. Помнишь? Очень интересно».
— Командир, — почувствовав ответ, позвал он.
— Да, Джонни?
— Что со мной было? Кататонический [97] шок, правильно?
— Просто шок, — отрезал Спарроу.
Его тон объяснил Рэмси то, что он хотел понять. Профессиональная часть его сознания сказала: «Кататония. Так-так». Он неожиданно явственно ощутил койку, на которой он лежал, давление собственного веса на спину. И в этот момент кусочки расщепленного сознания стали складываться в целостную картинку. Он глубоко вздохнул.
97
Кататония — одна из форм шизофрении.
— Не принимай близко к сердцу, — сказал Спарроу.
Боннетт оглянулся, внимательно посмотрел на Рэмси.
— Со мной все в порядке, — сказал Рэмси. Он с удивлением отметил, что говорит чистую правду. Сила переполняла его. — Я потерпел полное поражение, но теперь знаю, почему, — сказал он.
Спарроу подошел к изголовью койки и положил ладонь на лоб Рэмси.
— А теперь постарайся расслабиться.
Рэмси подавил приступ смеха.
— Джо говорил мне, командир, но я не поверил.
— Что тебе говорил Джо? — почти шепотом спросил Спарроу.
— Что ты просчитал все возможные варианты и всегда держал ситуацию под контролем.
Тот кивнул.
— Тоннель для подводных лодок действительно как родовые пути. Выйти из него все равно что родиться. Подводная лодка — матка, готовая выбросить нас из себя во внешний мир.
— Мне кажется, пока тебе лучше не разговаривать, — ответил Спарроу.
— Я хочу сказать. Мы рождаемся в совершенно другую реальность. Здесь, внизу, нездоровьем является одно, наверху — другое. Просто взгляни здесь на старика «Таран». Отдельный мир с собственной специфической экологией. Влажный воздух, всегда присутствующая внешняя опасность, постоянный ритм движений…
— Как сердцебиение, — тихо добавил Спарроу.
— Мы как будто плаваем в околоплодных водах, — улыбнулся Рэмси.
— Это как это?
— Морская вода. Ее химический состав почти идентичен околоплодным водам, окружающим ребенка. Бессознательное знает. И отсюда мы идем навстречу своему рождению.
— Твое сравнение — наиболее точное, лучше, чем было у меня. А что является нашей пуповиной? — спросил Спарроу.
— Опыт. Опыт, притягивающий тебя к лодке, делающий тебя ее частью. Мы становимся детьми одной матери. Становимся братьями, с общими эмоциональными связями и соперничеством, которое…
— Первая контрольная точка, — сказал Боннетт. — Курс на Чарльстонский мол. Не хочешь взять управление, командир?
— Веди ее сам, Лес. Ты заслужил это право, — ответил Спарроу.
Боннетт потянулся, настроил шкалу дальнего диапазона. Его плечи, казалось, приняли новые очертания. Внезапно Рэмси понял, что Боннетт повзрослел за время этого путешествия, что он был готов перерезать свою пуповину. От этой мысли в Рэмси поднялась волна нежности к Боннетту, в которой сквозила ностальгия при мысли о скором расставании.
«На самом деле как братья», — подумал он.
Спарроу посмотрел сверху вниз на Рэмси.
— А почему бы тебе не перейти из ОПсих на подводные лодки? — спросил Спарроу.
— Да, нам нужны хорошие ребята, — добавил Боннетт.
Печаль сдавила грудь Рэмси.
— Это самый лучший комплимент из всех, которые я мог получить, — сказал он. — Но я не могу. Меня послали сюда для решения проблемы: почему сходили с ума подводники? Вы ответили на мой вопрос. Теперь я должен использовать полученный опыт, — к его горлу подкатил комок. — Доктор Оберхаузен из ОПсих обещал дать в мое ведение департамент, занимающийся проблемами подводников.
— Это великолепно, Джонни! Замечательная работа на берегу!
— Не хотелось бы терять тебя, — сказал Боннетт. — А ты не забудешь о нас, когда станешь важной птицей?
— Ни за что, — ответил Рэмси.
— И каково же решение проблемы? — спросил Спарроу.
— Срывы являются результатом нежелания рождаться у людей, бессознательно возвращающихся в предродовое состояние. Хотел бы ребенок родиться, если бы знал, что это больно и страшно — постоянная угроза, ожидающая его с другой стороны?