Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Но ПОСЛЕ войны, Обе! Вы же знаете, они собираются продолжать свою деятельность!
— Они попытаются, Джонни. Но к тому времени Служба безопасности будет под контролем ОПсих. Мы сможем весьма эффективно нивелировать их воздействие.
Рэмси уставился на него и захихикал.
— Так вот почему вы втерлись к Белланду!
— Не просто к Белланду, Джонни.
— Иногда вы меня пугаете, Обе.
У доктора Оберхаузена дернулась бородка.
— Отлично. Это говорит о том, что моя поза всемогущества действует даже на тех, кто меня хорошо знает, — и он улыбнулся.
Рэмси усмехнулся и заерзал в кресле.
— Если это все, Обе, то мне пора идти. Пока я был в госпитале, ко мне не подпускали ни Джаннет, ни детей, и теперь…
— Я тоже ждал, Джонни. Запрещения ОМед в большей степени носят диктаторский характер, чем ОПсих. Медики, занимающиеся проблемами радиации, наиболее автономны… — он медленно покачал головой.
— Ну так что? — спросил Рэмси.
— Нетерпение молодости, — сказал доктор Оберхаузен. — Необходимо пролить свет еще на несколько моментов. Почему ты решил, что мы никогда не придавали значения терапии пышного мундира?
— Возможно, из-за Безопасности. Но на самом деле это просто не бросалось в глаза. Неправильная симптоматика. Наполеон пытался набрать добровольцев и не дать своим солдатам сбежать. У нас никогда не было таких проблем. Фактически создавалось впечатление, что наши подводники страстно желали вернуться на службу. Вот ведь в чем парадокс: они находили угрозу как в море, так и на берегу. На берегу они на первый взгляд забывали об угрозе моря, так как бессознательное замечательно прятало ее. Лодка притягивала, начинала казаться безопасным приютом, возвращением в материнскую утробу. Выход на берег уподоблялся родам: ребенка выбрасывало в опасную, смертоносную среду. Небо — страшная штука для человека, который хочет спрятаться.
Доктор Оберхаузен прокашлялся. Он заговорил жестко и официально:
— В настоящее время мне не хотелось бы возвращаться к твоим записям. Ты говоришь о том, что ОПсих должен придать особое значение религиозному воспитанию. Аргументируй это.
Рэмси подался вперед. Предательское кресло, скрипнув, выдало его движение.
— Потому что в нем заключено здоровье, Обе.
— Звучит как панацея от всех болезней, Джонни.
— Нет, Обе. Церковь соединяет людей между собой, восстанавливает разорванные связи, — он тряхнул головой. — До тех пор, пока ОПсих не откроет телепатию или абсолютное доказательство «здесь и сейчас», он не сможет заменить религию. Чем скорее мы займемся этим, тем скорее мы сможем предложить…
Доктор Оберхаузен хлопнул по столу.
— Религия ненаучна! Это вера! — он произнес слово «вера» тоном, подходящим скорее для слова «грязь».
«Пытается уколоть меня», — подумал Рэмси.
— Ну, хорошо, Обе. Я только хотел сказать, что у нас нет замены религии. Но мы предлагаем в качестве замены так называемые научные знания. Вот и все, что я…
— Так называемые?
— Сколько различных психологических школ тебе известно?
— Их количество по крайней мере равно числу известных мне религий, — тонко улыбнулся доктор Оберхаузен.
— Даже в этом случае мы используем шаблон, — заметил Рэмси.
Шеф ОПсих захихикал.
— Я не прервал цепь твоих мыслей?
Рэмси выдержал паузу.
— Просто я никогда не встречал психоаналитика, который не предлагал — пусть даже бессознательно — свою систему в качестве замены религии. Включая и присутствующего здесь. Мы выставляем самих себя как маленьких божков — всезнающих, способных все вылечить. Людей это обижает, и справедливо. Нашим ошибкам мы привешиваем благозвучные ярлыки. В своей среде мы признаем, что проблема под тем или иным ярлыком не поддается излечению.
Голос доктора Оберхаузена зазвучал будто издалека.
— Звучит почти как обвинение, Джонни. Могу я сделать вывод, что тебя обратил в свою веру добрый коммандер Спарроу?
Откинувшись на спинку кресла, Рэмси рассмеялся.
— Черт подери, нет! Я просто пытаюсь остановить представление психоаналитиков в качестве мессий.
Доктор Оберхаузен глубоко вздохнул.
— Это обнадеживает.
— К тому же я думаю, что продолжу с любопытством копаться в мозгах у людей, — он улыбнулся. — Я останусь психологом.
— А что ты хочешь найти?
Рэмси на минуту задумался.
— Хороший ученый не должен ожидать открытия чего бы то ни было, Обе. Он рассказывает о своих наблюдениях.
Доктор Оберхаузен захлопал в ладоши.
— Если ты найдешь Господа, пожалуйста, дай мне знать!
— Обязательно, — Рэмси заговорил более решительно. — Мы достаточно долго пытаемся собрать воедино утерянные концы. Но что будет со мной дальше? Когда я сниму эту чертову униформу и получу свой новенький симпатичный департамент ОПсих?
Доктор Оберхаузен отодвинул кресло и так и остался сидеть, положив руки на край стола. Опустив голову, он, казалось, внимательно изучал коробку — глаз летучей мыши.
— Сначала ты должен доиграть до конца свою роль героя. Президент собирается с ног до головы обвесить тебя медалями. Это устроил Белланд. Кстати, он предоставил миссис Гарсия работу в своем департаменте — по-джентльменски будет держать ее под надзором. Это получилось даже лучше, чем мы предполагали.
— Лучший выход из возможных, — сказал Рэмси. По поведению доктора Оберхаузена он понял, что тот о чем-то раздумывает. — Но когда я наконец покину службу?
Доктор Оберхаузен поднял подбородок.
— Возможно, мне не удастся сделать это сразу, Джонни.
Рэмси почувствовал навалившуюся тяжесть.
— Почему?
— Во-первых, ты герой. Им хочется поэксплуатировать этот факт, — доктор Оберхаузен закашлялся. — Есть вещи, которые невозможны и для ОПсих. Мне удалось даже обойти ОМед и встретиться с тобой, но…
— Ты обещал мне…
— Я сдержу свое обещание, Джонни. В свое время, — он откинулся в кресле. — Однако есть коммодор, при помощи которого ты можешь продвинуться. Это парень из президентского окружения, ему нужен адъютант.