Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
В углу Катсук выкопал большую яму. Оттуда он вытащил небольшой металлический бочонок. Крышка почти полностью заржавела. Из бочонка Катсук извлек два одеяла и небольшой, тщательно завернутый пакет.
— Это растопка, — сказал Катсук, передавая сверток мальчику.
Индеец повернулся к выходу из укрытия. Дэвид видел, что он шатается на каждом шагу.
— Ты думал убить меня Кедровой немочью, — сказал Катсук. — Но я еще хочу сделать то, что я должен. Ворон даст мне силу.
Глава 34
Для этого времени года пришли необычные холода. Снег и дождь выпадают больше обыкновенного. Линия снегов опустилась гораздо ниже многолетнего уровня. Я слышал, что индийские факиры делают такой фокус, сохраняя внутреннее тепло без всякой одежды или огня, но ведь этот ваш Хобухет индеец, а не индиец! Сомневаюсь, чтобы он умел делать такой фокус. Если он с мальчиком находится здесь, они будут искать какое-нибудь укрытие, постоянно поддерживая в нем огонь. Только так, иначе они умрут. Если вы постоянно теряете тепло, здешняя природа убьет вас.
Катсук лежал между двумя бревнами на постели из мха, сознание погружено в горячечный бред. И в этом бреду был деревянный путь, стрела. Она балансировала, но летела прямо. Катсук сам нашел материал для этой стрелы: высокий кедр на перепаханной каменной лавиной земле. Все было обманом, и это тоже было обманом. Он владел этой стрелой, но и стрела владела им. В этом бреду Катсук вел процессию по деревянному мосту, соединяющему самые древние времена с настоящими. Все его сознание было буквально затоплено всеми теми людьми, которые жили до него, и которых он сейчас вел за собой.
В его мыслях дух кричал: «Земля не знает, кто владеет ею!»
Катсук нахмурился.
Горячка направляла его стопы по деревянному мосту. Он пел имена своих мертвых, но каждое новое имя вносило изменения в кошмар. Когда он пропел имя Яниктахт, то вдруг увидал бегущего Хоквата, чьи волосы развевались будто взлохмаченные ветром листья.
Следующее имя: «Окхутсэ».
Он был на поле, засаженном желтыми цветами, рядом весело журчал ручей. Он напился из него, но вода исчезла, оставив его горло пересохшим будто пустыня.
Другое имя: «Дед Хобухет».
Он очутился прямо в штормовой волне с белыми барашками, вспенившими зеленую воду. Из воды поднялся мертвый кит и сказал: «Ты осмелился побеспокоить меня!»
Еще одно имя: «Тскулдик».
«Отец… отец… отец…»
Он назвал неназываемое имя и тут же очутился на кошмарной тропе своего испытания. Он слышал погребальную песнь деревьев, чувствовал, что вся его грудь мокра. Он шел домой, в родные стороны, из хокватских мест. Рядом с дорогой стояла грязно-желтая вышка, за которой стояла могучая ель. Боковые тропки исчезали в стене деревьев. В живой зелени торчали мертвые, сухие пни.
И тут же стоял знак: «ОСТОРОЖНО! ПОДЗЕМНЫЕ СИЛОВЫЕ И ТЕЛЕФОННЫЕ КАБЕЛЯ.»
Катсук прочел эту табличку и почувствовал, что все его сознание погружается в холодную реку. Он увидал, как вибрируют в воде покрытые мхом ветви. Он превратился в одну из таких веток.
Индеец подумал: «Я превратился в водного духа».
В горячечном бреду он возопил к Ворону, чтобы тот спас его. И Ворон пришел к нему из воды, превратившись в рыбу, в куллт'копэ…
Катсук пришел в сознание, весь дрожа от ужаса. Судорога свела все его тело. Он чувствовал себя слабым и истощенным. Серый рассвет заглядывал к ним в укрытие. Индеец буквально плавал в собственном поту и теперь трясся еще и от пронизывающего холода. Одеяла были разбросаны по сторонам, потому что он сам скинул их с себя.
Его колени болели от Кедровой немочи, но он все же попробовал встать, силой заставив себя дойти до выхода из приюта. Он вцепился в подпорный столб, еле-еле ощущая необходимость, которую даже затруднялся назвать.
Ах, да… Куда подевался Хокват?
Справа от него затрещала поломанная ветка. Из-за деревьев вышел мальчик с полной охапкой хвороста. Он сбросил его рядом с серой золой кострища.
Катсук уставился на мальчика, на костер, пытаясь связать в голове эти два явления вместе.
Дэвиду была заметна слабость Катсука. Он сказал:
— В этом бочонке я нашел банку с консервированными бобами и подогрел их. Большую часть я оставил тебе.
Воспользовавшись длинной палкой, он вытащил банку из золы и поставил ее к ногам Катсука. Вместо ложки из жестянки торчала плоская дощечка.
Катсук присел на корточки и стал жадно есть, поскольку тело требовало скорее горячего, чем питательного. Бобы отдавали золой. Они обожгли его язык, но он проглотил первую порцию и почувствовал в желудке желанное тепло.
Мальчик, занимаясь разведением огня, сказал:
— Ночью ты бредил, ворочался и стонал. Я поддерживал огонь почти до утра.
По сушняку, принесенному мальчиком, побежали язычки пламени.
Катсук осоловело кивнул. Он слыхал, как буквально в нескольких шагах от убежища по камням плещет вода, но он не мог найти в себе силы, чтобы пройти туда. Сухость жгла глотку.
— Во-ды! — прохрипел он.
Мальчик бросил костер и побежал с консервной банкой к реке.
Преломившиеся в листве солнечные лучи, осветившие голову мальчика и его волосы, напомнили Катсуку льва, которого он видел в зоопарке: лев, окутанный тенями и солнечным светом. Он подумал: «Неужели Хокват нашел другого духа? Духа Льва? Такой дух мне неизвестен.»
Дэвид вернулся с речки, неся банку с ледяной водой. Он видел мольбу в глазах Катсука. Индеец схватил банку обеими руками, осушил ее и сказал:
— Еще!
Мальчик снова наполнил банку водой и принес Катсуку. Тот выпил и ее.
По долине разнесся далекий звук авиадвигателя, заглушая даже близкую песню речки. Звук становился все громче и громче: самолет летел низко, над самой горной грядой. Потом звук ушел совершенно в другое место.
Задрав голову, Дэвид надеялся увидать самолет. Но ему это не удалось.