Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Сообщение неразборчиво, — пробормотал Гурни. — Помехи ведь… Мы не можем знать, что…
— Мой сын мертв, — глухо сказал Пауль — и сам понял, что это правда. — Мой сын мертв… а Алия схвачена… она — их заложник.
Он чувствовал себя опустошенным — лишь оболочка человека, лишенная эмоций. Все, чего он касался, приносило гибель и горе. Точно болезнь… которую он может разнести по всей Вселенной.
Он чувствовал в себе умудренность старца — умудренность, порожденную объединенным опытом бесчисленных вероятных жизней. И казалось ему, что кто-то
И Пауль подумал: Как же мало знает Вселенная, что такое настоящая жестокость!
Глава 10
И вот встал тогда Муад'Диб пред ними и сказал: «Погибшей мы считали ее, взятую в плен; но она жива. Ибо семя ее — мое семя, — и голос ее — мой голос. И она видит глубочайшие уровни вероятности, пронизывает взором сущность вещей. Истинно говорю вам: в долину незнаемого и непознаваемого проникает взор ее, и то — благодаря мне».
Барон Владимир Харконнен стоял потупив глаза в аудиенц-зале — овальном селамлике в самом сердце гигантского шатра Падишах-Императора. Искоса посматривая по сторонам, барон изучал зал с металлическими стенами и тех, кто был в нем: нукеров, пажей, гвардейцев-стражников, отряд дворцовых сардаукаров, стоящих «вольно» вдоль стен под окровавленными и разодранными боевыми знаменами — трофейными, единственным украшением зала.
Справа, отдаваясь в высоком коридоре, раздались выкрики:
— Дорогу! Дорогу Его Величеству!
Падишах-Император Шаддам IV вышел в сопровождении свиты и остановился, ожидая, когда внесут его трон. Барона он игнорировал — как, впрочем, и остальных собравшихся в селамлике.
Барон же никак не мог игнорировать особу Его Величества и изучал его лицо, надеясь обнаружить хотя бы намек на причину этой аудиенции.
Император стоял неподвижно, выпрямившись — стройный, элегантный, в серой форме сардаукаров с золотым и серебряным шитьем.
Узкое лицо и ледяные глаза живо напомнили барону покойного герцога Лето: тот же самый взгляд хищной птицы. Правда, Император был не брюнет, а рыжий, и заметить это не мешал даже эбеново-черный шлем бурсега с золотой короной, венчающий его голову.
Пажи внесли трон и поставили на предназначенное для него возвышение — массивное кресло, вырезанное из цельного куска хагальского кварца. Прозрачное, голубовато-зеленое, оно было словно пронизано языками золотого пламени. Император сел.
Старуха в черной абе с низко надвинутым капюшоном отделилась от свиты и заняла место за троном, положив костлявую руку на кварцевую спинку. Выглядывавшее из-под капюшона лицо было физиономией карикатурной ведьмы, как их обычно рисуют: запавшие глаза и щеки, необычайно длинный нос, кожа в старческих пятнах, вены сеткой охватывают тощую шею и руки.
Барон при виде ее едва сумел сохранить внешнее спокойствие. Само присутствие Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, Правдовидицы Императора, говорило о важности этой аудиенции. Тогда барон отвернулся от нее и попытался догадаться о цели аудиенции по составу свиты. Там были два агента Гильдии — один высокий и толстый, второй — низенький и тоже толстый, оба с непроницаемо-тусклыми серыми глазами. Среди придворных стояла также высокая белокурая женщина с точеными чертами лица; зеленые глаза смотрели словно сквозь барона. Дочь Императора, принцесса Ирулан — говорили, ее обучают Пути Бене Гессерит высшего уровня посвящения.
— Приветствую вас, любезный барон.
Император наконец соизволил заметить его. У повелителя обитаемой Вселенной был баритон, и он прекрасно владел своим голосом: приветствие прозвучало как отторжение.
Барон низко поклонился и прошел вперед, остановившись, как полагалось, в десяти шагах от подножия трона.
— Я прибыл по вашему повелению, Ваше Величество.
— «По повелению»! — фыркнула старуха.
— Оставьте, Преподобная Мать, — с укором сказал ей Император; впрочем, он улыбнулся, явно забавляясь замешательством барона. Затем монарх спросил: — Прежде всего скажите мне — куда вы отправили своего любимца, этого Суфира Хавата?
Барон оглянулся по сторонам, мысленно выругал себя за то, что явился сюда без охраны. Не то чтобы от его бойцов было много пользы при схватке с сардаукарами. И все-таки…
— Итак? — снова спросил Император.
— Он улетел уже пять дней назад, и все это время его здесь не было, Ваше Величество. — Барон бросил взгляд на агентов Гильдии. — Он должен был приземлиться на базе контрабандистов и попытаться внедриться в лагерь этого фрименского фанатика Муад'Диба.
— Невероятно! — воскликнул Император.
Рука ведьмы, похожая на птичью лапу, коснулась плеча Императора. Старуха склонилась к нему и что-то шепнула. Император кивнул.
— Вы сказали — пять дней, барон? Скажите, отчего вы не обеспокоились его отсутствием?
— Но я обеспокоен, Ваше Величество! Обеспокоен!
Император, выжидая, продолжал в упор смотреть на барона. Преподобная Мать рассмеялась кудахтающим смешком.
— Я имею в виду, Ваше Величество, — пояснил барон, — что Хават все равно умрет через несколько часов. — И он объяснил все о латентном — остаточном — яде и о необходимости постоянно давать противоядие.
— Весьма умно придумано, барон, — похвалил Император. — Н-ну, а где же ваши племянники — Раббан и юный Фейд-Раута?
— Приближается буря, Ваше Величество, и я отправил их проверить периметр нашей обороны. На случай, если фримены попытаются атаковать под прикрытием песка.
— Периметр. — Император протянул слово так, словно оно было кислым на вкус. — Здесь, в котловине, буря будет не слишком сильной, а этот фрименский сброд не отважится напасть, пока здесь я и пять легионов моих сардаукаров!