Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Некоторые вещи на этой земле происходят без всякой причины, — внезапно сказал Херити, искоса поглядывая на Джона. Лысая голова Джона выглядела странно на фоне сильно отросших усов и бород спорщиков.
— Какие вещи? — спросил Джон.
— Например, резня собак в Килдэр Хант. Это подло — обрекать бессловесных тварей на страдания, вызванные безответственными людьми.
Сзади послышался голос отца Майкла:
— Килдэр Хант — это чисто английское явление.
— Я был там, — сказал Херити. — Возможно, вы и правы, отец. Но это была провокация — толпа Ханта не понимала, как легко дьявол может завладеть душами окружающих.
Джон кивнул, воспользовавшись возможностью послать укол Херити.
— Так же, как кто-то спровоцировал О'Нейла?
Херити не попался на эту удочку и некоторое время шел молча. Отец Майкл приблизился, когда они вышли на узкую дорогу с открытым грунтом. Было слышно, как мальчик позади идет-по их следам.
— Я подумал о том же! — сказал отец Майкл. Он с удивлением посмотрел на Джона. — Глупость людей находится за пределами моего понимания.
— Что-то вроде желания возобновить конное шоу в Дублине? — спросил Херити, и голос его «был полон лукавства. Он посмотрел на Джона, и тот оказался меж двух огней: идущие рядом мужчины буквально сверлили его взглядом.
— Это была попытка вернуть добрые начинания, — подал реплику отец Майкл, но внимание его все еще было приковано к Джону.
— Обычное дело! — сказал Херити, глядя поверх голов. — Будто ничего позорного там и не было. Расскажи об этом, отец. Ты был там.
Они прошли в полном молчании примерно пятьдесят шагов, пока отец Майкл ответил. В этот момент он больше не смотрел на Джона, а уставился На землю под ногами.
— Шел мелкий дождь, — сказал отец Майкл. — Мы пришли туда, когда толпа уже разошлась. Только некоторые остались, и я видел, как они уходили. Кто-то нес обувь, кто-то — одежду. Я запомнил мужчину, у которого на одной руке висело прекрасное пальто, а на другой — окровавленные брюки для верховой езды. При этом он странно усмехался.
Голос отца Майкла был низким и каким-то далеким, будто он пытался пересказать что-то, виденное им в далекой стране, диковину из жизни языческих народов, а не событие, произошедшее в цивилизованной Ирландии.
Дорога теперь шла под уклон, и четверка путников увидала внизу мост. Мутный поток воды прокладывал себе путь через камыш, растущий под ним.
— Повсюду на земле были тела, — продолжал отец Майкл. — Люди… мертвые лошади… засохшая кровь. Негде даже помолиться, они все кресты переплавили в металл. Не осталось ни одного кольца. Чтобы снять украшения, отрезали пальцы. Я стоял на коленях в грязи и плакал.
— Но кто сделал все это? — спросил Джон.
— Толпа, — ответил Херити.
Джон завороженно смотрел на отца Майкла. Он представил себе священника, созерцающего мертвые тела участников и зрителей конного шоу. Простые слова отца Майкла рисовали страшные картины в его мозгу.
— Они даже сняли почти всю обувь и чулки, — говорил священник. — Обувь и чулки… Зачем они это сделали?
Видение голых ног, вытянувшихся в грязном месиве, как последний жест утерянной человечности, странно взволновало Джона. Он почувствовал, что очень растроган, и не только монотонным рассказом отца Майкла о дикой жестокости. «Что-то еще, кроме жизни, ушло из Ирландии вместе с этими мертвыми», — подумалось Джону. Он даже почувствовал, что О'Нейл-Внутри уже не ликует. Да, интерес — завораживающий интерес, но нет особенной радости. Пожалуй, это было удовлетворение, то, что чувствовал О'Нейл-Внутри, нечто вроде довольства.
Джон понял, что существует огромная и весьма существенная разница между счастьем и удовлетворением. О'Нейл-Внутри мог быть удовлетворен тем, что было сделано, даже если это не принесло ему счастья.
— Что ты чувствуешь теперь, Джон? — спросил Херити.
— Это не приносит мне радости, — ответил Джон.
— Черный день, — добавил отец Майкл.
— Сейчас ты выслушаешь его? — поинтересовался Херити. — Единственными католиками там были машинисты и конюхи, люди тяжелого физического труда. Кучка помещиков-протестантов ответила за свои злодеяния, а священник расстроен.
Голос отца Майкла зазвучал громче.
— Они были убиты! Зарезаны, как скот — ножами, вилками, забиты до смерти или задушены голыми руками. Не было ни единого выстрела.
Херити посмотрел на Джона.
— У тебя нет мыслей по поводу того, что могло бы Произойти, появись среди нас сумасшедший О'Нейл?
Джон почувствовал, как молча напрягся О'Нейл-Внутри.
— Все эти смерти и без всякой причины, — продолжал Херити. — Ах да, причина была, но я соглашусь со священником: лучше было этого не делать. — Херити посмотрел на отца Майкла. — Но ведь вас весьма заворожила эта картина смерти, не правда ли, святой отец? Хороший повод помолиться, стоя на коленях в грязи.
Отец Майкл шел, с трудом переставляя ноги и не отрывая глаз от земли. Внезапно он вздрогнул.
Джон посмотрел на священника и понял, что слова Херити попали в цель. Да, отец Майкл, так же, как и его церковь, относился к смерти с любовью и ненавистью. Она была для него источником могущества как для священника, но-внутреннее человеческое «я» тоже нельзя сбрасывать со счетов. Не больше, чем мог О'Нейл-Внутри. Смерть была окончательным разрушением, той степенью человеческой слабости, которая поднималась от одной иллюзии к другой, но абсолютной власти этого вмешательства нельзя избежать.
Херити смог увидеть самые сокровенные мысли!
— Это полезно, — сказал Херити, — слушать голос человека, не видя его лица. — Он снова наклонился вперед, чтобы посмотреть на священника. — Я слушал вас, Майкл Фланнери. Вы говорили об этой кровавой резне и ни слова о том, что вы понимаете наконец, почему я плюю на вашу Церковь?
Отец Майкл не ответил.
Херити ухмыльнулся и опять переключился на созерцание дороги. Было слышно, как идущий позади мальчик отбрасывает ногами камни в кустарник. Они теперь поднялись на возвышенность над потоком и увидели длинный склон там, где дорога терялась в непроходимых зарослях вечнозеленых деревьев.
— Вы сами видите, отец, — сказал Херити, — что труднее всего быть покинутым Богом. Он отказался от меня, но я от него не отказывался. Они забрали у меня религию!
В глазах отца Майкла заблестели слезы. Он подумал: «Да, Джозеф Херити, я понимаю, о чем ты. Я знаю всю эту физиологию, ко горой меня обучили в семинарии. Ты скажешь, что Церковь заменяет мне секс. Это та любовь, которую я никогда не смог бы найти у женщины. О, я понимаю тебя. Это новая Церковь, которую, по твоему мнению, мы имеем, а не женщина для любого из нас».