Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Сам не зная почему, отец Майкл почувствовал, что слова Херити прибавили ему сил.
— Спасибо тебе, Джозеф, — сказал он.
— Спасибо мне? Что вы такое говорите? — голос Херити был полон оскорбленного достоинства.
— Я думал, что одинок, — сказал отец Майкл. — Но теперь вижу, что нет. За это я и благодарю тебя.
— Что за ерунда, — проворчал Херити.
Некоторое время он шел, сердито насупившись, но затем хитро усмехнулся.
— Вы просто растеряны, отец, — сказал он. — Мы никогда не будем вместе.
Джон увидел по лицу Херити, что тот забавляется. Но отец Майкл… растерян? Херити явно злорадствовал из-за чьей-либо растерянности. Может, ему нравилось и замешательство Ирландии? Нет… это противоречило Мотиву Херити. Чума разбередила неприкосновенное. Сознавая это, Джон понял с внезапной ясностью, что нашел ключ к Херити. Нашел то, что могло погубить человека.
«Нужно разрушить его веру в свой Мотив!»
Но это было именно то, что Херити попытался сделать с отцом Майклом. Как это могло быть слабостью Херити и… да, все-таки силой отца Майкла?
— Каковы твои политические убеждения, Джозеф? — спросил Джон.
— Мои убеждения? — Он усмехнулся. — Я либерал, да. Всегда им был.
— Он безбожный марксист, — вмешался отец Майкл.
— Это лучше, чем безбожный священник, — парировал Джозеф.
— Джон, ты знаешь что-нибудь о войне, которая длится вечно? — спросил отец Майкл.
— Закрой свою варежку, Майкл Фланнери, — проговорил Херити ровным и злым голосом.
— Никогда не слышал о ней, — ответил Джон священнику. Он почувствовал в Херити опасное спокойствие.
— Это «Провос», — сказал отец Майкл. Он посмотрел на Херити с мрачной усмешкой. — Препятствуйте любым соглашениям, убивайте тех, кто идет на компромисс. Терроризируйте миротворцев, бойкотируйте любые соглашения. Давайте людям только войну и насилие, смерть и террор, пока они не устанут от всего этого и не примут что угодно, даже безбожных марксистов.
— Вы вспомните, — буркнул Херити, — этот священник оплакивал заколотых помещиков на конном шоу в Дублине. Ненасытные капиталисты!
— Они были ненасытными, в самом деле, — ответил отец Майкл. — Я тебе это гарантирую. Именно жадность правит консерваторами. Но либералами движет зависть. А эти марксисты… — он пренебрежительно махнул рукой в сторону Херити. — …Все, что они хотят, — это сесть в кресла вельмож и строить из себя лордов перед другими. Интеллектуальные аристократы!
Джон почувствовал новую силу в голосе отца Майкла. Этот человек явно имел глубокие мощные корни и теперь вернулся к ним. Его могли преследовать сомнения, но сила, которую он получил в борьбе с ними, продолжала накапливаться. Она росла день ото дня.
— Теперь я знаю, как молиться за тебя. И я буду молиться за тебя, Джозеф Херити, — сказал отец Майкл.
Джон переводил взгляд с одного на другого и чувствовал огромное напряжение, нарастающее между соперниками.
Злобная ухмылка исказила рот Херити, но глаза оставались прежними. Он похлопал по ружью, висящему на ремне через плечо.
— Вот моя душа, отец. Молись за нее.
— На нашу землю выпустили дьявола, Джозеф, — прошептал отец Майкл.
Херити сохранял спокойствие, но в глазах его появилось диковатое выражение.
— Разве это дьявол?
— Дьявол, — повторил отец Майкл.
Все с тем же хладнокровным выражением Херити произнес:
— Смилуйся, сохрани, защити тебя от гоблина, пока ты спишь, — на лице его опять прорезался волчий оскал. — Это слова Роберта Херрика, отец. Теперь ты видишь, в чем преимущества классического образования?
— В богобоязни тоже есть преимущества, — голос отца Майкла был спокойным и уверенным.
— Некоторых явлений мы боимся именно потому, что они реальны, отец, — сказал Херити. — Некоторые явления — это просто иллюзия. Например, твоя замечательная Церковь, ее добренькие слова и маскарадные обряды. Жалкое подобие свободной жизни.
— А ты свободный человек, Джозеф? — спросил отец Майкл.
Херити побледнел и отвел глаза. Потом заговорил, глядя куда-то в сторону.
— Я более свободен, чем любой из вас. — Он осмотрел окрестности и уставился на Джона. — Я более свободен, чем Джон Гарреч О'Доннел вместе с тем ужасным, что он скрывает внутри себя.
Джон плотно сжал губы. Он почувствовал, как они судорожно подергиваются. БУДЬ ПРОКЛЯТ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК!
— Есть одни иллюзии и другие, — продолжил Херити. — Уверен, мы все знаем это.
Джон продолжал смотреть прямо перед собой. Он чувствовал напряженное внимание с обеих сторон. Была ли это иллюзия, в конце концов?
— Жалкое подобие жизни, — повторил Херити, и голос его зазвенел.
Джон посмотрел направо, ища поддержки у отца Майкла, но священник продолжал смотреть себе под ноги.
— Ты находишь свои иллюзии удобными, Джон? — спросил Херити. — Такими же, как иллюзии этого священника?
Джон почувствовал, как забеспокоился О'Нейл-Внутри. «Как я с этим справлюсь?» — спрашивал он. Было ли где-то место, где можно было это узнать? Он почувствовал, что постижение будет медленным… подобно, пожалуй, росту новой кожи. Неизменно постоянным, иногда требовательным, но никогда — назойливым. Оно присуще самому себе, и воспоминания были реальны.
Отец Майкл боролся со своим собственным дьяволом, разбуженным словами Херити. Хотя он знал, что эти слова были адресованы не ему, а бедной душе, идущей вместе с ними. Неужели в этом спокойном американце действительно спрятан безумец?
КАК МЫ ДОКАТИЛИСЬ ДО ТАКОГО? Этот вопрос мучал отца Майкла. Он вспомнил подвальную комнату в деревенской церквушке и фамилию Беллинспиттл, над которой смеялись янки. Это была его фамилия. Вспомнил чистую штукатурку на стенах — работу местного мастерового в угоду Господу.
Эти мысли давали отцу Майклу надежду на спасение в прошлом.
Белая, тщательно нанесенная штукатурка… Развешанные на стенах портреты в рамах — Иисус, Святая Мария, Матерь Божия, целая галерея служителей церкви, священный медальон на цепочке, задрапированный в красный бархат, в тяжелой раме под стеклом и с латунной табличкой внизу, с гордостью рассказывающей, что ее освящал сам Папа Пий.