Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Если бы Юсупов был в заговоре одинок, если бы не было товарищей, что сидели над головой, шептались и ждали, он не посмел бы тронуть старца. Но сейчас отступать нельзя — жизнь один раз дается, сегодня не сделаешь обязательного, и упустил свой жизненный шанс!
— Шоффер у тебя толстый, на шоффера не похожий. Иудей?
— Француз, — сказал Феликс. — Жан.
— И лицо у него такое странное — где я его видел?
— Да в моей машине и видел.
— У тебя другой был, рыженький.
— Они сменяются, — сказал Юсупов.
Им овладело нетерпение. Надо все сделать скорее — пока не сорвалось. Как будто тянешь тяжелого сома и думаешь, порвет ли он леску — еще минутку… уже берег близко. Но вот сорвался, ушел в глубину!
Распутин уселся за стол, оглядел тарелки и блюда, словно полководец поле боя с вершины холма.
Юсупов сразу подвинул ему блюдо с пирожными.
— Вы эклеры любите, Григорий Ефимович, — сказал он.
Несколько секунд пальцы Распутина висели над блюдом с пирожными, потом он убрал руку.
— Нет, сладкие больно.
— Мадеры?
Все. Охота началась. Сомнения покинули Феликса. Он знал, что Распутин не выйдет отсюда живым.
Юсупов налил чаю. Самовар был велик и потому не остыл. Но угли в нем потухли. Распутин пил, не замечая, что чай едва теплый. Он начал рассуждать о том, как спасет Россию, и перешел на близкую свадьбу дочери, которую отдавали за офицера, георгиевского кавалера, что его весьма волновало — он вот-вот породнится с настоящим дворянином.
Разговаривая, Распутин протянул снова руку и взял пирожное с блюда. Юсупов смотрел, как он подносит пирожное ко рту, как рот раскрывается, шевелятся губы, а пальцы у Распутина — плохо мытые, с черными ногтями.
Юсупов готов был закричать заговорщикам: «Он съел пирожное! Конец! Сейчас он упадет!»
И было не страшно — только бы скорее кончилось.
— Ты чего так смотришь? — спросил Распутин. — Будто привидение увидал.
Распутин засмеялся. Он не боялся в гостях у князя. Почему-то в его голове жило убеждение, что князья гостей не обижают.
Он взял еще одно пирожное.
Юсупов налил в бокал мадеры.
— Попробуйте, Григорий Ефимович, — сказал он. — Из Ай-Тодора, с наших виноградников.
Распутин отпил мадеры, похвалил ее и спросил:
— Ну, поедем к цыганам? Чего здесь засиживаться?
— Поедем, конечно, поедем. — Он утвердительно кивал и ждал, когда же Распутин будет падать?
В подвале пахло дешевым одеколоном Распутина и ваксой. Хорошо, что не дегтем сапоги мажет.
Мадера Распутину понравилась, и он пил бокал за бокалом, закусывая отравленными эклерами. На блюде, их почти не осталось. Неужели доктор что-то спутал? Нет, так не может быть! Я не соберусь с силами повторить все снова!
Распутин поднес руку к горлу и отставил рюмку.
— Вы что? Болит? — с надеждой спросил князь.
— Нет, просто першит, — ответил старец.
Он ласково улыбнулся князю, и тот понял, что еще минута — и он убежит отсюда.
И вдруг выражение лица старца изменилось. Его брови сошлись к переносице, лоб пересекся морщинами. Он дышал быстро и лихорадочно.
— Что с вами? — с надеждой спросил князь.
Распутин уронил голову на руки и глухо произнес:
— Налей чаю. Жажда мучает.
Юсупов начал наливать чай, он видел, как трясутся его руки, но остановить дрожь был бессилен. Только бы не заметил Распутин… Ну почему он не умирает! Он же должен давно умереть!
Неожиданно Распутин уперся ладонями в стол и поднялся. Сделал несколько шагов по комнате, увидел гитару Юсупова.
— Сыграй, голубчик, что-нибудь веселенькое, — попросил он. — Люблю, когда ты поешь.
Юсупов покорно взял гитару. Тяжкое, тупое чувство провала овладело им.
Он запел «Степь да степь кругом…».
— Не то, — сказал Распутин, — совсем не то. Я же веселенького просил.
— Не могу, — искренне ответил Юсупов, — настроение невеселое.
Юсупов пел и смотрел на часы.
Оказывается, уже пошел второй час, как Распутин сидит в подвале.
— Спой еще, к цыганам не поеду, — сказал Распутин. — Тяжко мне…
Он прикрыл глаза, словно задремал.
Более Юсупов не мог выдерживать этого поединка.
— Я сейчас приду, — сказал он.
— Ты куда?
— По-маленькому, отлить, сейчас вернусь.
— Ну иди, потом и я схожу. — Распутин вяло улыбнулся.
Юсупов выбежал из комнаты и в несколько прыжков преодолел два пролета лестницы.
Его шаги услышали. Когда он распахнул дверь, за ней стояли Пуришкевич и Васильев.
Юсупов приложил палец к губам.
— Он жив? — спросил Великий князь. — Не вышло?
— Яд не подействовал! — сказал Юсупов.
— Этого не может быть! — откликнулся доктор. — Как медик я ответственно заявляю вам, что яд совершенно свежий и доза его достаточна, чтобы убить роту.
— Может, он выплюнул? — спросил Пуришкевич.
Юсупов только отмахнулся. Ему показалось, что за спинами его сообщников стоит знакомый человек, которому здесь быть не положено, но он никак не мог приглядеться к нему и узнать.
— Мы пойдем все вместе, — сказал Пуришкевич, — мы накинемся на него и задушим.
Все двинулись к выходу из кабинета. Ими руководило нетерпение, чувство волчьей стаи.
Феликс расстался с Распутиным, но не со страхом перед ним. Он представил себе, как, мешая друг дружке, вся эта компания вваливается в подвал и Распутин, который жив и здоров, встречает их, подняв стул или схватив в руку бутылку вина. Еще неизвестно, кто возьмет верх.