Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Постучали снова. Проверяет, поняла Лидочка — здесь я или нет. Если я не откликнусь, он начнет взламывать замок.
— Откройте, — раздался голос. — Я смотрю в замочную скважину и знаю, что вы в апартаментах.
Голос был пьяный, глухой и неповоротливый.
Лидочка молчала, она прикрыла ладонью сердце, чтобы оно стучало не так громко.
— Вы будете моей, чего бы то ни стоило, — сказал голос. — Я видел вас и понял — обладание вами превратилось в смысл моей жизни. Вы меня слышите? Да ответьте мне, в конце концов! Неужели вам нужно, чтобы я ломал дверь?
После недолгой паузы последовал удар в дверь.
Лидочка отбежала на цыпочках к окну — посмотрела вниз — в комнате не было балкона, внизу, метрах в четырех, был тротуар. Обняв фонарный столб, сидел пьяный.
— Мас-ка! — сказал голос из-за двери. — Мааска! Я тебя знаю! Ты будешь моей, ты будешь вопить в моих объятиях!
Человек засмеялся и тут же продолжил трезво:
— На втором этаже есть камин. Я видел у печки ухват. Его достаточно, чтобы взломать дверь. Клянусь честью! Жди, птичка!
Лидочке слышно было, как преувеличенно твердые шаги удалились по коридору. За каждым тянулся хвостик тонкого звона — на нем были сапоги со шпорами!
Она считала секунды и не смела подойти к двери — пьяный мог караулить за углом. Но если он принесет лом или что-то подобное, то легко вскроет дверь.
Лидочка решилась. Она схватила сумку и приоткрыла дверь. Коридор был пуст. Тусклая голая лампочка светила из остатков разбитого абажура.
Лидочка со всех ног побежала по коридору и, когда увидела, что одна из дверей впереди резко открывается, — побежала еще быстрее, надеясь проскочить это место, но не успела и столкнулась — больно, висок расшибла — с лохматым мужчиной в синих очках, одетым в старую солдатскую шинель, — даже в тот момент Лидочка сообразила, насколько породистость носа и осанка не соответствуют одежде. Мужчина охнул, Лидочка вскрикнула, отлетая к стене, и, распластанная, руки как на Голгофе, пискнула:
— Простите, я нечаянно!
Мужчина покачал пышной шевелюрой и произнес:
— Такие времена, такие нравы. Вы не помните, как это звучит по-латыни?
Лидочка тут же побежала дальше — лестница была темной, дверь внизу прикрыта, но не заперта — через минуту Лидочка оказалась в фойе.
Портье с удивлением повернул голову, и Лидочка поняла, что он более всего похож на кондора или грифа с картинки из папиного Брэма. Голова голая, костяной желтый клюв и жабо вокруг тонкой шеи — шарф, замотанный, видимо, от простуды.
— Если так будет продолжаться, — закричала Лидочка, полагая, что говорит внушительно и негромко, — я тут же иду в полицию! Что это такое?
— А что такое? — спросил заинтересованно портье. — Я ничего не слышал.
— Полиция! — сказал лохматый мужчина в синих очках, спустившись по главной лестнице и подходя к стойке. — Полиция сама скоро будет в тюрьме, а пока что она прячется по домам. Власти, должен вам сказать, больше нет. Никакой власти! Каждый — сам власть! Наступили времена апокалипсиса, о которых наша партия предупреждала. А вы, девушка, возьмите платок и промокните кровь.
Откинув полу шинели, мужчина вытащил чистый платок и протянул Лидочке.
— Эта девица, — пояснил он, обернувшись к портье, — пыталась меня забодать. Я возмущен до глубины души!
Лидочка приложила платок ко лбу. Она посмотрела — на платке была кровь, немного, но была.
— Как только вас отпускают папа и мама, — проворчал мужчина. — Смочите платок водой. Георгий Львович (это относилось к портье), пропустите ребенка за стойку, пускай она возьмет графин.
— Я сам, — сказал портье, — разрешите платочек.
Лидочка покорно отдала платок.
— А вы отбываете, мосье Мученик? — спросил портье у старика.
— Тише, я здесь инкогнито, — театрально прошептал мужчина. — Я секретно проверял нашу организацию. Меня не должны узнать.
— Если вы думаете, кто-нибудь поверит тому, что вы солдат, — сказал портье, — то глубоко ошибаетесь.
— Я не солдат, а я бывший солдат, — ответил Мученик. — Не ездить же мне в такие дни в собственной бобровой шубе?
Покачиваясь и стараясь при том делать вид, что совсем не пьян, по главной лестнице спускался широкоплечий военлет с рукой на червой перевязи.
— Глоток воздуха! — воскликнул он театрально, обернувшись к портье. — Желаю здравствовать!
Лидочка узнала голос и хотела спрятаться за лохматого. Но военлет на нее не обращал внимания, а Мученик просил:
— Что вам надо?
— Господин Васильев, — сказал портье, — в одиннадцать я запираю двери!
— Еще чего не хватало! Это гостиница, а не приют благородных девиц!
— Такие времена, — сказал мужчина в синих очках, — такие нравы.
— Вот и отлично, — сказал Васильев. — Тогда вы, господин Мученик, дадите мне триста рублей. А я вас не застрелю.
— Погуляйте, — сказал Мученик, — проветритесь. Я не знаю никакого Мученика. У меня чистые документы на Иванова.
Васильев выругался и хлопнул дверью, выходя на улицу.
Лидочка отошла к зеркалу, рассматривая себя критически и чуть ли не враждебно. Она ожидала, пока портье освободится. Тот почувствовал, что Лидочка ждет, и спросил:
— Что еще, мадемуазель?
— Я прошу вас перевести меня в другую комнату.
— Это еще почему? Разве ваша плоха? Раньше никто не жаловался.
— Ко мне ломились — вон тот господин, он врывался ко мне и угрожал, что высадит дверь.
— Это ошибка, — сказал портье. — Он не вас искал, клянусь честью, не вас. Его пассия уже неделю как уехала с одним земгусаром. Честное слово. — И портье засмеялся высоким тихим смехом, глядя на Мученика, который должен был знать, почему это воспоминание так забавно.
— Первым делом, как доберусь до Севастополя, поставлю там вопрос о милиции… — сказал Мученик. — Как во Французской республике.