Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
В полной темноте, нащупав дверь в коридорчик, Лида замерла. И тут же услышала, как наверху, над самой головой, снова скрипнула половица, — кто-то преследовал ее! Вот другой звук — старая деревянная ступенька прогнулась под подошвой башмака, вот еще короткий скрип — человек осторожно спускался по лесенке, приближаясь к Лидочке и полагая, видно, что ей от него не сбежать!
Лида рванула на себя дверь — та не поддалась! Оказывается, она попала в ловушку. Уже было слышно сдавленное дыхание человека, который спускался по лесенке, — он тоже волновался, спешил, но старался унять быстрое дыхание и сердцебиение. Он настолько приблизился к Лиде, что ей было слышно, как толчками к нему в легкие прорывается воздух.
Ручка двери повернулась вниз, дверь послушно и почти беззвучно отворилась вперед, и Лидочка сразу же захлопнула ее за спиной. Буквально в тот же момент преследователь — видно, ускорив свое движение, — ткнулся в дверь — тяжело и гулко ударился в нее, но дверь удержала его, а Лидочка уже бежала налево, ее голые ступни стучали по гулкому пространству буфетной. В столовой она налетела на угол стола, и было очень больно. Пришлось на секунду остановиться, чтобы сообразить, где же дверь в гостиную. И тут она услышала, как хлопнула дверь сзади, — значит, преследователь открыл ее, и его тяжелые шаги, уже не скрываясь, забухали по полу.
Лидочка превозмогла кошачье, инстинктивное и опасное, желание спрятаться под большим столом, затаиться там; различив высокий прямоугольник белой двустворчатой двери, она ринулась к ней, и ей даже повезло — она толкнула нужную, правую половинку и оказалась в гостиной.
Преследователь топал за ней, тоже ударился об угол стола, и стол, тяжело царапая по паркету ножкой, проехал к двери; на пол упало и разбилось что-то стеклянное.
Ах, насколько лучше быть преследователем, особенно в темноте, в доме, полном лестниц, дверей, переходов и тупиков! Ведь ты смотришь перед собой, ты все время видишь свою жертву, ты соизмеряешь свои усилия и скорость с усилиями жертвы. Тебе не надо ломать голову над проблемой — прятаться или бежать? За тебя решает несчастный кролик. А каково жертве! Лидочка не могла даже обернуться, чтобы посмотреть, кто за ней гонится и быстро ли он ее настигает.
Как бы уже почувствовав прикосновение когтей убийцы к горлу, к волосам, Лидочка помчалась вперед, выскочила к темной парадной лестнице, пробежала по узкому коридорчику, что вел в южный жилой флигель. Она бежала без опасения наткнуться на что-нибудь и упасть, потому что слева от нее тянулся ряд широких окон, пропускавших внутрь видимость ночного света, который складывался из явлений, неспособных светить, но тем не менее вкупе создававших то ночное освещение, которое так способствует появлению привидений.
Сзади, но уже на большом расстоянии — кролик обретает способность определять расстояния до смертельной опасности — грохнула — вдребезги — фаянсовая ваза, такая большая, что Трубецкие ее не смогли вывезти, а крестьяне и реквизиторы — украсть. Грохот прокатился по всему дому, и в значительной степени из-за этого столкновения замедлилась резвость убийцы. Скорее всего это и спасло Лидочку.
Она достигла конца коридора и тут же поняла, куда она бежит!
Направо, теперь налево… в маленький коридорчик — и вот белая дверь. Добежав, Лидочка, чуть не падая, хотела постучать в нее, но дверь сама открылась ей навстречу.
В комнате горел свет — лампа на большом письменном столе. И хоть свет ее был закрыт от глаз круглым зеленым абажуром, Лидочка зажмурилась — так это было ярко.
Не успев погасить скорость бега, она уткнулась носом, ударилась ладонями, чуть не сшибла с ног Александрийского, который стоял недалеко от двери, открыв ее навстречу бегущим Лидочкиным шагам, будто был уверен, что Лидочка бежит именно к нему и нуждается в его помощи и защите.
Александрийский отступил на шаг под ударом Лидочки, но удержался и даже смог обнять ее за плечи, защищая и останавливая. За это мгновение Лидочка уже поняла, что ей надо делать, — она вырвалась из рук Александрийского и обернулась к открытой двери, ожидая, что там появится лицо убийцы. За дверью была лишь темнота. Лидочка захлопнула дверь.
— Скорее! — прохрипела она, потому что от напряжения не могла говорить иначе. — Заприте! Он там!
— Лидочка, — сказал Александрийский, он уже стоял рядом, отстраняя ее от двери, — успокойтесь, ничего не случилось, садитесь!
— Нет, заприте, заприте! Вы ничего не понимаете!
— Ничего не понимаю? Совершенно точно, — согласился Александрийский, по-вольтеровски улыбаясь. — Но польщен таким поздним, а вернее, ранним визитом.
Лидочка замерла. Прислушалась.
Никто в дверь не ломился.
— Что случилось? — спросил Александрийский. — На вас лица нет. — Тут он увидел, что Лидочка босая. — Сейчас же идите на ковер! Вы же простудитесь!
— Вы ничего не понимаете!
— Всему следует искать самые элементарные объяснения. Я бы сказал, что некто очень страшный попытался войти к вам в комнату и посягнул на вашу девичью честь.
Александрийский продолжал улыбаться, и Лидочке стало противно, что по ее виду можно подумать такое. «Он, наверное, думает, что я сама кого-то пригласила, а потом испугалась. Он же старый, ему все кажется смешным…»
— Вы ничего не понимаете! — сказала еще раз Лидочка и перешла на ковер — на ковре ступням было теплее.
— Куда уж мне, — сказал Александрийский. — Я бы пожертвовал вам мои шлепанцы, но они, к сожалению, на мне.
— Он ее убил! — сказала Лидочка. — Понимаете, он ее убил, а потом хотел убить меня, потому что я видела.
— Что видела? — спросил Александрийский.
— Марта ушла, я одна была, я думала, что это Марта вернулась, а это она лежит, вернее, сидит на полу…
Рассказывая, Лидочка понимала, что Александрийский ей верит или почти верит, но, даже веря ей, слушает это как историю, приключившуюся с молоденькой девчушкой, у которой действительность и ночное воображение настолько перепутаны, что она и сама не знает, где же проходит грань между ними.
— Вы уверены? — сказал он, когда Лидочка в нескольких сбивчивых фразах рассказала о том, как нашла Полину и как потом за ней гнался убийца. — Вы уверены, что эта женщина была мертва? И тем более убита?
— Но я же ее трогала!
— Вы трогали ее в темноте? Не зажигая света?
— Я видела — у нее глаза были открыты…
— И вы ни разу не видели вашего преследователя?
— Я слышала. Этого достаточно. Я ничего не придумываю! Да он же вазу в коридоре свалил!
— Это не вы?