Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Когда наконец профессор вновь твердо стоял на дороге, а зонт прикрывал его от дождя, Лидочка смогла разобрать, что справа тянутся низкие, вросшие в землю одноэтажные строения с множеством окон. В некоторых горел слабый свет — даже днем в такую погоду там было совсем темно.
— Здесь жили слуги, — сказал профессор. — А теперь живет обслуживающий персонал. Вы чувствуете разницу?
— Конечно, — сказала Лидочка. — Персонал — это звучит гордо!
— Вы умненькая девочка, — сказал Александрийский. — Вы вызываете во мне злость тем, как вы молоды, хороши и недоступны. Злость потому, что моя жизнь уже промчалась, а ваша еще только начинается. Вы комсомолка?
— Нет, — сказала Лидочка. — Я стара для этого.
— И не были комсомолкой?
— Нет, я недавно приехала и не успела поступить.
— Откуда, простите?
— Издалека, — сказала Лидочка. — Нам здесь поворачивать?
— Да, — сказал Александрийский рассеянно.
Тропинка привела к двери в торце длинного одноэтажного флигеля. Александрийский долго вытирал ноги о сделанный из пружин коврик у двери, Лидочка сложила зонтик. Александрийский толкнул дверь и вошел. Перед ним протянулся длинный низкий узкий коридор, над которым висели, еле освещая его, две лампы. По обе стороны тянулись одинаковые темно-зеленые обшарпанные двери.
— Это людская, — сказал Александрийский. — Закройте за собой дверь, чтобы не дуло. Нам нужна шестая комната.
Ближайшая к ним дверь отворилась, и в ней показалась девочка лет десяти в коротком тусклом платье, с толстой косой, лежавшей на плече. Девочка уныло теребила косу, глядя на Лидочку.
— Здравствуй, — сказал Александрийский. — Где тетя Катя живет?
— Тама. — Девочка неопределенно ткнула пальцем вдоль коридора.
Как будто по мановению этого пальчика дальше по коридору открылась дверь, оттуда высунулась женская голова в папильотках и позвала:
— Паша, иди сюда, я жду.
Александрийский весь подобрался, стал даже выше ростом, и палка, на которую он только что опирался, превратилась в легкую изящную трость. Он уверенно и легко пошел к женщине, Лидочка за ним.
Подойдя ближе, Лидочка узнала в этой полной, простоволосой бабе в халате, поверх которого была натянута фуфайка, респектабельную администраторшу, которая регистрировала их по приезде.
— С кем это ты? — спросила администраторша, глядя на Лидочку. Потом вспомнила и сказала: — А, помню, Иваницкая, от Института лугов и пастбищ. Заходить будете?
— Нет, — сказал Александрийский.
— А зачем ты ее привел?
— Ее это тоже касается.
— Тебе лучше знать, — сказала равнодушно администраторша.
— Больше никто ключей не спрашивал?
— А спросят?
— Могут спросить. Тогда ты нас не видела.
— А я вас и так не видела, — сообщила администраторша. — В твоем возрасте опасны молодые девочки.
— Я бы рад, — сардонически улыбнулся Александрийский. — Но не могу. И не ревнуй, мы еще с тобой повоюем.
— С тобой повоюешь, — сказала женщина и, не закрывая двери, исчезла в своей комнате. Девочка стояла сзади Лидочки, она сунула конец косы в рот и обсасывала его.
— Вы давно знакомы? — спросила Лида.
— Лет десять назад Катя была красавицей. Она и сегодня хороша собой, но десять лет назад…
— Десять лет назад и ты, Паша, был еще орлом, — сказала женщина, вынося им ключ и протягивая Александрийскому. — Не то что теперь — руины, извини за грубое слово. Как, есть надежда, что выздоровеешь, или помирать придется?
— Ты жестокая женщина, Катя, — сказал Александрийский жалким голосом. Этого Лидочка не ожидала, даже обернулась к нему, словно хотела убедиться, что он мог так сказать.
— Значит, не выздоровеешь, — сказала Катя. — Но проскрипишь еще пару лет. А жаль. Да ты ко мне все равно бы не вернулся…
— Не знаю, — сказал Александрийский.
— Направо поворачивай, будто запираешь, понял?
— Ладно, — сказал Александрийский.
— А то заходи, чаю попьем.
— Спасибо. Какой номер?
— Через одну на моей стороне. А она не вернется?
— Думаю, что не вернется.
— А то неловко получится.
— Я бы не стал тебя подводить.
— С тебя станется. Ты же, Паша, всегда только о себе думал.
— О науке.
— Это так у тебя называлось — думать о науке. А наука для тебя что? Это ты сам и есть наука.
— Наука сегодня куда больше и сильнее меня — я только ее раб.
— А, что с тобой спорить! Иди смотри.
— Так ты точно не знаешь, кто она такая на самом деле?
— Я ж тебе Христом Богом клянусь — Полина она и есть Полина. Ее Денис еще с дореволюции знал.
— Здесь?
— А где же?
— А Денис сейчас где?
— В Москве. Ты пойдешь или так и будешь стоять?
Александрийский пошел к двери в комнату Полины, Лидочка за ним. Катя осталась у своей двери. Лидочка услышала за спиной ее голос:
— А молодые тебе опасны, Паша. Помрешь ты с ней.
Александрийский, не оборачиваясь, отмахнулся. Сзади хлопнула дверь.
Профессор согнулся, вставляя в замочную скважину ключ.
— Как будто закрываете, — напомнила Лидочка.
— Помню, — сказал профессор.
Дверь отворилась. Профессор повернулся к Лидочке, хотел пригласить ее войти, но тут увидел девочку с косой.
— А ты что здесь делаешь?
— Гляжу, — сказала девочка.
— А глядеть тебе нельзя, — сказал Александрийский.
— Почему?
— Потому что я тебе глаза выколю, — сказал профессор. — А не будешь смотреть, конфету дам, так что выбирай, что тебе интересней.
— Мне смотреть интересней, — сказала девочка.
— Иного ответа я от тебя не ожидал. Держи рубль.
Профессор достал из кармана брюк рубль. Девочка взяла его и продолжала стоять.
— А теперь — брысь отсюда.