Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Лидочка быстро взбежала по лестнице и нырнула к себе в комнату.
Марта все не возвращалась. Стало чуть светлее, можно было не зажигать света. Лидочка уселась к себе на кровать и высыпала содержимое мешочка на покрывало.
Она не думала заранее, что там будет — золотой ли клад, драгоценные камни либо патроны. Но все равно была удивлена, когда увидала на покрывале несколько страшно старых, словно выкопанных из земли предметов, грубых, покрытых либо копотью, либо черной краской. Лишь одна вещь была почище иных — грубая по рисунку, трехслойная агатовая камея. Фон ее был голубоватым, а белая женская голова анфас была сделана по канонам восточной красоты: пышные дугообразные брови, рыбками глаза, широкий овал лица, на голове средневековый, византийского типа венец, внизу надпись непонятными значками, вернее всего, грузинскими или армянскими. Камея размером с куриное яйцо была окружена замазанной черной масляной краской узкой рамкой, такой же краской была покрыта и цепочка. Несмотря на грубость, на неприятный цвет рамки и цепочки, камея являла собой нечто настоящее, не поддельное. «Хорошо бы показать ее Андрею, — подумала Лидочка, — он понимает в таких вещах… Откуда эти вещи у Полины?»
Что они значат? Лидочка подняла черный, покрытый подобием сажи, массивный перстень с печаткой-грифоном. Потом она надела на шею камею, шагнула к зеркалу. В тусклом зеркале камея отражалась плохо — темный овал в черной оправе на серой блузке не лучшая одежда для бала.
Тут в дверь ударили — не постучали, а ударили, словно не хотели дать возможности ответить «нельзя!». Лидочка правой рукой прикрыла медальон, а всем телом — к кровати, хотела спрятать остальные вещи.
Ворвался Матя.
— Вот вы где! — сказал он укоризненно. — Я вас обыскался. Где вы пропадали?
Он был взлохмачен, раздражен, будто обижен на Лидочку. Закрыл за собой дверь и, не глядя на разложенные на кровати вещи, прошел к окну, выглянул в парк, словно там таились преследователи. Лидочка стащила через голову медальон.
— Почему я вам понадобилась?
— Вся эта история мне безумно не нравится, но мне совершенно не с кем посоветоваться.
— Кроме меня?
— Не кривляйтесь, Лида. Мне на самом деле не с кем поговорить, кроме вас.
Он сел на стул, вытянул длинные ноги в измазанных желтой грязью капиталистических горных ботинках.
— У меня такое ощущение, будто меня обложили с собаками.
Лидочка присела на кровать и стала не спеша, чтобы не привлекать внимания Мати, убирать в мешочек вещи — перстень, маленький кубок, звено толстой цепи, печать, черепки…
— Первое и самое главное: где Полина?
Лидочка чуть не ответила ему: «А я была уверена, что вы ее убили!» Что было бы глупо и, наверное, очень опасно, если Матя и на самом деле убил подавальщицу.
— А что случилось?
— А то, что она меня сегодня ночью шантажировала — перепугала смертельно, я готов был убить ее или выполнить все ее требования.
И тут только до Лиды дошла простейшая истина — если Матя не убийца, то он и не подозревает, что Лида знакома с Полиной. И тогда он должен удивиться, если Лида признается в знакомстве. А если он уверен, что Лида знакома с Полиной, тогда придется признать, что милый интеллигентный доктор наук, любимый ученик Ферми — просто-напросто злодей. И она, Лида, как последняя дура, сидит с ним вдвоем в комнате вместо того, чтобы бежать к Алмазову и требовать помощи.
— Извините меня, Матя, — сказала Лидочка, понимая, что опоздала с этим вопросом, — но я не знаю, кто такая Полина.
— Вы?
Лидочка продолжала складывать тяжелые игрушки в мешочек, а ступнями постаралась покрепче встать на пол, чтобы рвануться к двери, если Матя сделает опасное движение.
— Да… — сказал наконец Матя грустно, как будто он был разочарован вопросом Лиды. Но не стал с ней спорить. — Полина, Полина — это подавальщица в нашей столовой, да?
Как будто он требовал подтверждения у Лиды.
Нет, так просто Мате не отделаться!
— Какая подавальщица?
— Высокая, худая такая, ну вы же ее знаете! — Матя не выдержал.
— Конечно, знаю, — согласилась Лидочка. — Высокая, худая, нос такой с горбинкой. Совсем не похожа на подавальщицу.
— Совсем не похожа.
«Неужели это он гнался за мной по коридору ночью и разбил ценную вазу эпохи Тан?»
— Эта подавальщица, — сказал Матя, — обвинила меня в очень опасном… проступке.
«Проступке»? Ничего себе формулировка! Он насилует девочек и через много лет называет это проступком. Если у Лидочки были какие-то сомнения в виновности Мати, они отпали. Человек, не совершавший насилия, всегда относится к нему отрицательно и полагает его преступлением. А тот, кто виноват, — скорее назовет его проступком.
Матя вытащил длинную пачку сигарет.
— Здесь курят? — спросил он.
— Марта курит, — сказала Лидочка.
Она встала и подвинула к Мате пепельницу. Для этого ей пришлось наклониться к нему, и, наклоняясь, она замерла от неожиданно навалившегося ужаса… Выпрямилась, снова села на кровать. Матя ничего не заметил. Он закурил, по комнате распространился приятный заграничный запах.
— Вы знаете, я буду с вами совершенно откровенен, — сказал Матя. — В самом деле, я был мальчишкой, я совершил, я виноват, но прошло столько лет.
— Вы были за красных или за белых? — спросила Лида.
— Конечно же, я был в Красной Армии! — воскликнул Матя.
— Тогда вам нечего бояться. Красная Армия своим все уже простила.
— Это было в пьяном угаре, — сказал Матя. — Несколько девиц и мы, молодые красноармейцы. Можно придумать много ярлыков — дебош, пьянка, распутство.
— Это был единственный дебош, в котором вы участвовали?
— Не шутите, — сказал Матя, глубоко затягиваясь. — Мне не было двадцати лет. Я был совсем другим человеком. Я был мальчишкой.
Ему нравилось называть себя мальчишкой.
— А она-то при чем? — Лидочка думала, куда бы спрятать мешочек.
— Она утверждает, что мы… мы на нее напали.
— А вы на нее напали?
— Не говорите глупостей, Лидия! — Голос доктора наук звучал строго, как на уроке.
— Если вы на нее не нападали, чего вы переживаете?
— Она потребовала, чтобы я на ней женился!
— Чего? — Лидочке вдруг стало смешно. Неужели Матю можно заставить что-нибудь делать против его воли? До того момента Лидочке казалось, что Матя великий мастер устраивать жизнь к собственному удовольствию.