Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Справа нависал край низкого стола.
Верка знала, что там лежит ее мама.
— Мама мертвая? — спросила Верка.
Она так хотела чуда, в которое сама не верила, что боялась выразить надежду вслух.
На потолке что-то шевельнулось.
Нет, только показалось.
— Ты зачем сюда полезла? — вздохнула Елена, не ответив про маму. — Ты нам все испортила. Иван Сергеевич очень сердится.
— Ну и пускай сердится… Больно же!
— Скажи спасибо, что руки не отвалились.
Верка лежала на спине и все вглядывалась в потолок. Он в той комнате был довольно высоким, может, метра три, даже взрослый мужчина рукой не достанет.
Наконец глаза смогли различить неровности потолка — неправильный цвет и блестящие выпуклости.
Они же насекомые! Очень большие насекомые, которые впитали в себя приметы человеческого разума.
Вот они, на потолке. Замерли, слились с черными досками, нависли, расплющились и замерли так, как умеют замирать только насекомые. Но неверный свет лампочки, висящей в другом углу подвала, луч фонарика в руке Елены, дрожащее мерцание свечечки, горящей в коридоре, — несколько источников света, хоть и слабеньких, создавали паутину лучиков, не столько освещающих потолок, сколько мешающих на него смотреть… И если бы не отражения этих лучиков в замерших стеклянных глазах, их никогда бы не заметить.
А как только Верка догадалась, что насекомые висят над ней, ее охватил такой ужас, что, как в сказке, язык отказался слушаться и она только часто-часто задышала и попыталась вырвать руку, чтобы показать на потолок.
Но Елена Борисовна не поняла, стала успокаивать и удерживать Веркину руку:
— Не волнуйся, деточка, все будет хорошо!
Верка потеряла контроль над собой.
Большие глаза женщины и детеныша — да какая это женщина, какой детеныш! — смотрели внутрь ее и морозили сердце.
Она рванулась, кинулась в сторону, чуть не опрокинула стол, на котором лежало тело мамы, вырвалась из рук Елены и на четвереньках, как собачонка, кинулась к выходу.
И поняла, почувствовала, хоть и не увидела — нет же у человека глаз на затылке, — что исполинские насекомые поползли по потолку в другую сторону, в глубь подвала.
В коридоре Верка распрямилась и вбежала в первую комнату, где так и лежал на полу Олег Владиславович, которого никто не тронул. А рядом — высохшее тельце женщины… Его в первый раз Верка приняла за тельце ребенка.
Елена догнала ее.
— Что случилось? — спросила она. — Тебе что-то померещилось?
— Они там были! Они на потолке над нами сидели и смотрели!
— Ну это маловероятно, — ответила Елена Борисовна. — Мы бы их заметили.
— Вот я и заметила.
Верка села на пол, прислонилась к стене спиной. Сил больше не было. Ни бегать, ни объяснять, ни бояться… Все, кранты!
Елена Борисовна и поверила ей, и не поверила. Она сама боялась, но ей бояться было нельзя, потому что рядом была девочка, которую Елена безумно жалела. Это была такая несправедливость, что именно на Веру, и без того обиженную жизнью, навалилось такое горе и такой страх.
— Это они убили Олега Владиславовича? — спросила вдруг Верка.
Елена присела на корточки возле Олега. Она приложила пальцы к его шее, подняла веко.
— Пока он жив, — сказала Елена. — Пока…
— Их в тюрьму посадить мало, — убежденно сказала Верка.
Елена горько улыбнулась, и Верка в полутьме разглядела ее улыбку.
— А моя мама? — спросила Верка. — Я даже спрашивать боюсь, потому что ничего не понимаю.
— Будем ждать «Скорую», — сказала Елена.
Верка хотела было сказать, что тогда надо маму вытаскивать наверх, чтобы не терять времени. И Олега тоже.
Но не сказала.
Вот если бы мама лежала дома, на кровати, живая или мертвая, Верка бы обнимала ее, целовала, плакала бы. А здесь все происходило как в плохом кино, и Верка была зрителем.
— Елена! — послышался голос Ванечки из большой комнаты, где осталась мама. — Елена, Вера, куда вы задевались?
— Пошли, — сказала Елена, помогла Верке подняться, и они рука об руку вошли в большую комнату.
Мама по-прежнему лежала на голубом пластике. Она была закутана в полупрозрачную оболочку, живых людей так не закутывают.
— Мы их не нашли, — сказал Ванечка. — Они убежали.
— Знаю, — кивнула Елена. — Они замерли на потолке, а потом сбежали. Вера их видела.
— Как же я не догадался? — расстроился Ванечка. — Они же могут бегать по потолку!
Елена нагнулась над столом, где лежала Веркина мама, и достала стетоскоп. Ванечка стоял рядом и бормотал себе под нос:
— Как ты полагаешь, мы не опоздали? Главное, не дать ему вгрызться во внутренности!
Верка поморщилась от таких слов — они были холодными. Доктора смотрели на маму как на подопытную лягушку.
— Мы не опоздали, — сказала Елена. — Но, думаю, процесс вот-вот начнется. Ведь и они спешили именно из-за этого.
— Из-за чего? — не удержалась Верка.
— Этим насекомым нужно было сохранить тело как питание для личинки.
— Что вы говорите?! — ужаснулась Верка.
— Знаешь что, Вера, помолчи, пожалуйста! — блеснул очками Ванечка. — Лучше помолчи! Ты все время путаешься под ногами и мешаешь, честное слово! А если обижаешься, то уходи, уходи, уходи!
— Иван! — воскликнула Елена. — Возьми себя в руки. Всем несладко. Лучше послушай.
Она передала Ванечке стетоскоп.
Ванечка склонился к телу мамы. Он долго слушал грудь.
— Я хотела как лучше, — прошептала Верка, совсем не желая, чтобы ее услышали. — Я боялась…
У Верки появилась надежда, может, и пустяковая, но понятная. Они так внимательно слушали маму! А разве врачи будут внимательно слушать мертвого человека? Значит, они думают, что мама еще жива или может ожить.
Ей надо бы подойти поближе, но Верка не решалась.
— Эвакуируем? — спросил Ванечка.