Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Мы посылали Ивана Сидоровича к Басманному, — сказал Радик.
— Почему он не приедет? — спросил шеф. — Через час телепортация на Титан. Разве не так?
— Он спит, — сказал Иван Сидорович. — И не хочет просыпаться.
— Так разбудите его!
— Он сказал, что не будет просыпаться.
— Напомните ему, в конце концов, что он участник исторического события.
— Он сказал, что знает.
— И что?
— Перевернулся на другой бок, — сказал Иван Сидорович.
— Я вас предупреждал, — сказал
Шеф бросился в радиорубку — шла космограмма с Титана.
— Это удивительно, — сказала Лисичка.
— Я у него вчера был, — прошептал ей Прострел. — Он произвел на меня впечатление слабого человека, не знающего, что такое истинная любовь.
— Ему этого не понять, — ответила Лисичка. — Я знаю.
— Я был вынужден подсыпать ему в кофе снотворного, — сказал Прострел.
— Это преступление! — ахнула Лисичка.
— Да, — согласился покорно Прострел. — На него меня толкнула любовь. Вы понимаете?
— Понимаю, — сказала Лисичка. — Но все равно это преступление.
— У вас не хватит совести выдать меня, — сказал Прострел.
— Не хватит, — согласилась Лисичка.
Большие часы с восемнадцатью циферблатами пробили двенадцать. До запуска оставалось меньше часа.
В радиорубке шеф передал Радику последние данные с Титана.
— Кто летит с Титана? — спросил шеф. — Пирелли?
— Пирелли.
— Еще вчера он был легче на три кило. Разве это не безответственность?
Радик посмотрел на шефа печальными преданными глазами.
— Я не пойду в театр, — сказал он. — И жене придется одной возиться с детьми.
— Спасибо, — сказал шеф. — Я буду приходить к ней по вечерам.
— Да? — И неизвестно было, рад Радик такому решению шефа или нет.
— Ну ладно, — сказал шеф, не дождавшись должной благодарности. — Иди. У тебя какой вес?
— Сейчас узнаем, — мрачно сказал Радик. — Не представляю, как жена управится.
В коридорчике, ведущем к весовой — «массогравитонному отсеку», — почему-то не горел светильник. Радик на секунду приостановился, поджидая Лисичку, чтобы она направила его на верный путь.
— Где ты? — спросил он.
— Я здесь, — ответил мужской голос.
В то же мгновение сильная рука прижала к носу и рту Радика вату, пахнущую хлороформом. Мир закружился и исчез. Последним ощущением Радика была уверенность в том, что его куда-то тащат. И голос Лисички: «Он не заслужил иного».
Ровно за восемь минут до запуска теленавт быстрыми шагами вошел в пусковой зал. Он был в длинном махровом халате с капюшоном, низко надвинутым на глаза. Из рукавов вылезали длинные руки с тяжелыми браслетами — дополнительным весом. Сзади шли два пусковика и Лисичка.
Кинув пронзительный черный взгляд на почтительную толпу техников, первый в мире теленавт исчез в черном люке установки. Пусковики нырнули вслед. Лисичка осталась стоять снаружи, словно охраняла установку от врагов.
Шеф поглядел на установку, спросил:
— Все готово? Он там?
— Он там, — ответила Лисичка.
— Он там, — ответили техники.
Шеф проследовал к пульту. Пульт сверкал огнями, как карнавальная улица в Рио. Метроном отсчитывал последние секунды. Еще немного, и теленавт перестанет существовать. Он превратится в поток гравитонов и мгновенно перенесется к Титану. А встречный поток с теленавтом с Титана материализуется в установке, поблескивающей под множеством прожекторов и сканеров, линз и объективов…
— Десять, девять, восемь, семь, шесть…
В этот момент в зал вполз Радик.
— Шеф, — сказал он тихим голосом, которого никто не услышал.
— Пять, четыре, три, два, один… пуск!
— Шеф! — сказал Радик громче.
Шеф обернулся.
— Кто же полетел? — спросил он тихо. — Дезертир!
— Меня подменили, — сказал Радик.
Еще ярче вспыхнули экраны и сигналы.
На экране, который смотрел внутрь установки, появилось торжествующее лицо пусковика. Пусковик поднял вверх большой палец.
— Есть телепортация! — закричал он.
Техники, ученые и обслуживающий персонал бросились друг другу в объятия. Дело свершилось.
Лисичка помогла Радику, от которого сильно пахло хлороформом, подняться на ноги.
— Это, — сказала она, — песнь торжествующей любви.
Из установки, кутаясь в купальный махровый халат, оставленный теленавтом Прострелом, вышла полная молодая женщина.
— Я так больше не могу, — сказал шеф. — Мне семьдесят лет. У меня слабые нервы. Это не Пирелли.
— Нет, — ответила женщина. — Я не Пирелли. Но Пирелли — настоящий джентльмен. И сотрудники вашего института, Артур Артурович, которые работают у нас на Титане, тоже настоящие джентльмены. Когда они поняли, какова сила моей любви к арфисту Прострелу — это имя вам, к сожалению, ничего не говорит…
— Говорит, — сказал Артур Артурович. — Говорит.
— Говорит, — сказала Лисичка.
— Тем более, — сказала решительно женщина в халате.
— Таисия, здравствуйте, — сказала тогда Лисичка. — Он так к вам стремился, чтобы вы не ушли к Степаняну.
— А вы не знаете случайно его адреса? — спросила Таисия. — Я бы поехала к нему немедленно. Я намерена спросить его: женится он на мне или будет колебаться всю жизнь?
— Его адрес, — сказал Радик, тряся головой, чтобы прогнать следы одурения, — Солнечная система. Титан.
— Когда он туда улетел? — тихо спросила Таисия.
— Одновременно с вами, — сказал Радик. — Вы должны были встретиться на полпути.
Таисия молча повернулась, сделала шаг обратно, к установке, но кто-то из техников мягко остановил ее и сказал: