Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Тут нет тайны, — сказал Басманный. — Если запуск не отменят.
— Все будет в порядке, — сказал мокрый человек. — И я полечу вместо вас.
— Почему? — удивился Басманный.
Двери лифта раскрылись. Басманный пропустил вперед гостя, и тот сразу прошел к двери в его квартиру.
— Потому что мне надо завтра, в крайнем случае послезавтра быть на Титане.
— Почему?
— Потому что послезавтра оттуда уйдет рейс к Плутону. Я там должен быть раньше. У вас есть кофе?
Мокрый человек прошел к
— Сейчас сделаю, — сказал Басманный. — Но вы явно обратились не по адресу.
— Вот это мне лучше знать, — возразил гость. — У меня разработана последовательность действий. Вы в ней — только этап.
Басманный включил кофемолку. Она зажужжала густо, солидно. Дождь смочил подоконник — утром Басманный забыл задвинуть окно. В комнате пахло мокрой листвой и грибами.
— Очень приятно, — сказал Басманный. — А чем вы намерены заняться на Титане? Вы геолог?
— Я арфист, — сказал мокрый человек, вдыхая запах молотого кофе. — Меня зовут Ник. Ник Прострел. Не слышали?
— К сожалению, нет. Я далек от мира арфистов. А что арфисты делают на Титане?
— Не знаю, — признался Прострел. — Я буду первым. Мне нужно застать Таисию.
Кофе поднялся над туркой рыжим горбом, и Басманный разлил его в чашки. Прострел жадно схватил чашку и принялся мять ее пальцами. Басманный не мог оторвать взгляд от пальцев гостя. Чашке было двести лет, и никто прежде не старался ее раздавить.
— Кем же вам приходится Таисия? — спросил Басманный, надеясь отвлечь Прострела от уничтожения чашки. — Она заболела?
— Она совершенно здорова, — возмутился Прострел. — С чего вы решили, что она больна?
— Тогда объясните мне.
— Я не могу без нее жить. У меня арфа валится из рук.
— Я думал, что арфы на подставках, — сказал Басманный.
— Не понимайте меня буквально, — обиделся Прострел. — Мы знакомы с Таисией три года. Она была на моем концерте. Женщина редкой профессии. Специалист по хондритам. Представляете? Нас влекло друг к другу. Мы собирались соединиться. Если бы не обстоятельства. Я не спал всю ночь. Это нервы!
— Может быть, — сказал Басманный. Ему очень хотелось, чтобы гость поскорее ушел и оставил его в покое.
— Я послал ей письмо, что должен еще раз обо всем подумать. Брачный союз — это серьезный шаг. Вы со мной согласны?
— Согласен.
— Но она не стала ждать.
— Пошлите ей телеграмму, что раскаялись.
— Дело в том… — Вдруг в глазах Прострела начали зреть слезы, скапливаться блестящим валиком на нижнем веке. — Это уже было. Шесть раз. Как минимум. Я говорю вам об этом как мужчина мужчине. Я бы на ее месте не поверил мне. Я ненадежен.
— Так зачем вам на Титан? Вы же снова передумаете.
— Нет, — ответил Прострел. — Она всегда прощала меня. А теперь сказала, что улетает на Плутон. А там Степанян.
— Ну и хорошо. Она ждала три года…
— Я решил, — сказал Прострел.
Он сделал усилие, красные пятна выступили на щеках, чашка, которой было двести лет, разлетелась, кофе брызнул между пальцев на шкуру белого медведя на полу, на светлую обшивку кресла.
— Я не спал ночь, — сказал Прострел, не обращая внимания на бесчинства, которые он натворил.
— Этой чашке было двести лет, — сказал Басманный.
— Как вам не стыдно думать о чашке! — Слезы сорвались с нижнего века, покатились по щекам. — Вы бессердечный человек, Басманный. Я не буду вас жалеть.
— Не надо меня жалеть, — мрачно сказал Басманный. Он собрал осколки чашки и понес их на кухню. Когда он вернулся, в руках Прострела была уже вторая чашка. И он уже начал мять ее в пальцах.
Басманный сказал:
— А ну-ка, отдайте мне чашку.
Прострел чашку вернул, проворчав:
— При чем тут чашка? Я вам завтра достану таких двадцать. Я лечу на Титан и там ей все скажу. Уступите мне свое место.
— Это от меня не зависит.
— А если бы зависело?
— Я бы вас близко к Титану не подпустил.
— Тогда я готов уйти на Титан пешком.
— Это выход, — сказал Басманный. — Я не возражаю.
— Вы смеете шутить!
— Я надеюсь, что ваша Таисия будет счастлива со Степаняном.
— Нет! Я понял, что люблю только ее. Почему вы считаете, что арфист — это не человек? Почему арфист не имеет права полететь на Титан?
— Через год, — сказал Басманный, отхлебывая кофе и разглядывая пятна на шкуре и на обивке кресла. — Арфистов мы будем отправлять через год, когда полеты на Титан станут обычны.
— Безобразие! А если бы я играл на кларнете?
— Кларнетистов мы обслуживаем в первую очередь. Я больше вас не задерживаю.
— А я и не намерен задерживаться, — сказал Прострел. Он поднялся. Он почти высох. — Я понял, что вами руководит стремление к славе. Иначе бы вы уступили мне свою очередь.
— Господи! — удивился Басманный. — При чем тут слава! Нет никакого подвига в том, чтобы телепортироваться на Титан. Даже в специальных отчетах моя фамилия не будет фигурировать. Все уже испытано тысячу раз. До свидания.
— Прощайте, — сказал Прострел, направляясь к двери. — И все-таки я полечу вместо вас.
— Пожалуйста. Летите раньше меня, вместо меня, идите пешком, только оставьте меня в покое. И Таисию тоже.
— Посмотрим, — сказал Прострел, задерживаясь в дверях. — Хотя с вами я, пожалуй, больше не увижусь.
Дверь хлопнула.
Басманный, борясь с ощущением нереальности, огляделся. Нет, Прострел не был кошмаром.
Басманный отхлебнул еще кофе. Кофе совсем остыл. Он подошел к окну. Из подъезда вышла сгорбленная тонкая фигура и бросилась к стоявшему неподалеку флаеру.