Вещь. Империя Терон
Шрифт:
— Они спускались сюда? — Фарсим недоверчиво нахмурился, обвел взглядом тускло освещенную камеру, поблескивающие в полумраке глазницами черепа. Представить в этой обстановке изумительно красивую и утонченную правительницу не получалось совершенно. Что уж говорить о ребенке?
— Да, Ее Высочество настояла, — бесстрастно ответил Нальяс, пристально наблюдая за реакцией собеседника. — Она добрая девочка с большим сердцем. Сказала, попросит отца в честь праздника освободить меня. По ее словам, моя вина не так уж и велика.
— Сам думаю об этом, — порывисто признался Фарсим. — Пары дней хватило бы для острастки, а остальное… Император,
— Разумеется, — вздохнул юноша. — Мы уже обсуждали, что такова природа Вещи.
— Кстати, о природе я и хотел с вами поговорить, — радостно улыбнулся маг. — В том месте, где завтра пройдет ритуал, есть выложенная синей плиткой звезда. Она без каких-либо зачарований стала магически активной! Природная магия просыпается, чтобы поучаствовать в ритуале!
Чем больше Фарсим говорил, тем быстрей возвращалось к нему прежнее ликование. Он чувствовал в ладонях вес золотого диска, словно наяву видел многоцветие камней, слышал слова на неизвестном языке и знал, что в час ритуала бесплотные голоса подскажут правильные заклинания. Он даже прикрыл глаза, чтобы насладиться ощущениями, вслушаться в тихие голоса и звучание магических фраз на непонятном языке. На губах расцветала улыбка, сердце колотилось от предвкушения, дыхание участилось, по щекам скатились слезы счастья, и Фарсиму было все равно, какое он производит впечатление на собеседника.
— Природа, понимаете, даже природа пробуждается! — с благоговением повторил Фарсим и посмотрел на юношу.
Несоответствие реакций двух магов на действительность было таким ярким, что Фарсиму казалось, его окатили ледяной водой и отхлестали по щекам. В серых глазах читалось сочувствие, от печального Нальяса веяло опустошенностью, беспросветной тоской.
— Вы же знаете, что силами природы можно управлять, — вздохнул арестованный. — Для этого нужны опыт и достаточный резерв, но это не запредельное волшебство.
— Пробуждение звезды — это только частный случай! — зло отрезал Фарсим. — Частный случай! Всеобщий восторг захлестнул город. Все с нетерпением ждут ритуала! В замке, на улицах праздник!
— Охотно верю, — неубежденный страж пожал плечами. — А сколькие из празднующих прославляют Великую?
Фарсим хотел отмахнуться, заявить, что все так делают, но, пока решал, как лучше ответить, всерьез задумался над вопросом. Маг отчетливо помнил хвалы себе и артефакту. В ушах до сих пор раздавался звон золотых монет, которыми император выплатил особую награду гонцу, доставившему последний камень. Вспоминались заздравные речи за столом, разговоры магов, предположения купцов и чаяния вельмож. Меркантильные слова, лишенные даже научного интереса. Даже полные надежды высказывания императрицы Мадаис, со слезами смотревшей на подготовленные камни и диск, не несли в себе благодарности богине. Ни одного упоминания Великой. Положа руку на сердце, Фарсим должен был признать, что слышал о ней только от Нальяса. От него единственного за последние месяцы…
Фарсима захлестнуло страхом. Холодным, противным, отрезвляющим.
— Теперь вы понимаете, о чем я? — вопросительно поднял брови Нальяс.
— Это ничего не доказывает! — рявкнул Фарсим.
Собственный страх, ранивший особенно сильно после опьяняющей радости, пугал его и злил. Признаваться в неуверенности, в уязвимости наглому выскочке эльф не хотел. Юноша вздохнул, но заговорил с прежним
— Конечно, ничего, — покладисто согласился он. — Поэтому вы так испугались откровения… Вы знаете, что я прав. К сожалению, это все, чего я смог добиться.
— Вы неправы! — огрызнулся Фарсим. — Неправы! Природа просыпается, чтобы помочь мне!
— Боюсь, вы увидите завтра, зачем проснулась звезда. Я только повторюсь, что рад, очень рад тому, что во время ритуала буду так далеко от места событий, — подытожил Нальяс.
Фарсим злился и чудом держал себя в руках. Дальнейший разговор с противником не имел никакого смысла! Мало того, что он упрямо гнул свою линию, так еще и умудрился не только не признать победу Фарсима, но и испортить ему настроение! Причем окончательно и бесповоротно! Оставалось надеяться, что близость диска и полного комплекта камней хоть как-то поможет успокоиться.
— Завтра ночью вы узнаете, насколько серьезно заблуждались, — прошипел Фарсим, до боли стиснув ключи в руке.
— Вы даже не представляете, как я хочу оказаться неправым! — мрачно и неожиданно жестко ответил Нальяс. — Я молюсь об этом каждый день! Каждый час! Я хочу быть неправым!
Хмурясь, Фарсим долго и молча рассматривал собеседника, потом вышел, не простившись. Щелкнули замки, засов послушно скользнул в паз. «Трус и неудачник», — презрительно бросил череп в камере. Растерянному, сердитому и сомневающемуся во всем Фарсиму казалось, эта реплика относилась к нему. Злость разгорелась с новой силой, и маг отыгрался на одном из вмурованных в стену черепов — ударил по нему со всего размаху ключами, как кастетом. Древняя кость разбилась, осколок отскочил Фарсиму в лицо, до крови расцарапал щеку. Эльф заковыристо выругался вполголоса, прижал ладонью порез и пошагал наверх. Десятки вделанных в стены черепов провожали его взглядами сияющих глазниц и шептали вслед проклятия.
Вернувшись к себе, Фарсим выпил почти целую бутылку вина. Залпом. Чтобы забыть разговор с Нальясом, серьезное лицо решительного эльфа, твердый взгляд серых глаз. Чтобы избавиться от щемящего чувства безысходности, отмести сомнения в своей правоте.
Порез оказался глубоким. Раздраженно залечивая его магией, Фарсим рассматривал свое отражение. Липкая кровь испачкала дорогую одежду и руки. Маг в отражении выглядел бледным и больным, словно был серьезно, едва ли не смертельно ранен. Собственный вид усиливал уныние и отчего-то приводил в ужас. Настолько сильный, что сердце заходилось стуком, а губы предательски дрожали. Фарсим не выдержал и выпил еще вина, чтобы хмель замедлил мысли, дал хотя бы возможность заснуть.
В день ритуала Фарсим проснулся с тошнотой и отвратительной головной болью. Две бутылки вина не помогли уснуть. Назвать свои сомнения муками совести эльф не мог, но последние слова Нальяса преследовали его, не давали успокоиться ни на минуту. К сожалению, спиртное плохо сочеталось со снотворной микстурой, за которой пришлось идти к алхимику. Рассматривая свое мертвенно-бледное лицо в зеркале, Фарсим сомневался, что пьяный алхимик дал ему правильное зелье. Мутило ужасно и, наклонившись над тазом для умывания, маг плеснул в лицо холодной воды, намочил полотенце и положил его на шею. Вода струйками стекала в таз, пропитывала ворот ночной сорочки, но принесла хоть какое-то облегчение. Постепенно Фарсим пришел в себя настолько, что решился выйти из ванной комнаты и переодеться. Ритуал, цель и смысл его жизни, не мог ждать.