Веселая поганка
Шрифт:
Короче, выглядеть все должно было так: я стартую, потом за каким-нибудь поворотом с дистанции незаметно сойду и сразу на мотоцикл к Звездунову, а Буранов на дистанцию зайдет и за меня ее пробежит, поближе же к финишу я его сменю, ленточку разорву и займу первое место.
В общем, история банальная. Так все поступают, если имеют возможность. Возможность у меня была… до тех пор, пока Буранову не приспичило изображать из себя супермена. Как большинство людей, я обожаю побеждать, и в предвкушении кросса уже наивной радостью радовалась, загордилась уже,
И вот идиот Буранов делает медвежью услугу — вдруг прыгает с третьего этажа, вместо того, чтобы с моим номером на своей майке за меня кросс бежать. Я, конечно, стартовала (под двадцать пятым номером), а когда с дистанции сошла, то заменить меня было некем — идиот Буранов лежал в больнице с задранной к потолку загипсованной ногой. С той ногой, которая меня к первому месту вести должна была.
Звездунов, правда, не подкачал, на мотоцикле ближе к концу дистанции меня доставил, и ленточку грудью разорвала я, но эта дотошная Тоська, которая с детства ко всем мальчишкам без разбору ревновала меня, сразу подняла вопрос о двадцать пятом номере.
Тоську поставили на середину дистанции, где она переписывала все номера, а моего номера она переписать не смогла, потому что он вместе со мной на мотоцикле Звездунова по совсем другой дороге ехал…
Как мог финишировать двадцать пятый номер, когда он кросс не бежал? Это все, вдруг, знать захотели…
Короче, по физкультуре двойку поставили вместе с вопросом можно ли таким недостойным членам, как я, занимать место в комсомоле. Когда же выяснилось, что я каким-то непостижимым образом и в комсомоле не состою, тут уж и вовсе возник вопрос о моем пребывании в школе. Директор вообще недоумевал, что я, разложившаяся личность и даже аферистка, в его школе делаю?
Бабуля, конечно же, в школу пошла и своим личным обаянием все вопросы с повестки сняла, но на предателя Буранова с тех пор у меня образовалась стойкая аллергия. Эта аллергия просуществовала больше двадцати лет, пока я случайно Буранова не встретила и не узнала, что сильно он начал в этой жизни преуспевать, хоть от любви ко мне так и не отказался.
Должна сказать, что событие это совпало со странным поведением моего мужа. Буранов, спасибо ему, глаза мне вовремя раскрыл. Я нешуточно стала своего Евгения в измене подозревать и решила наконец: «Буранов уже годится на роль любовника, созрел.»
У нас за малым не вспыхнул страшенный роман. Если бы «братаны» не сбросили меня с моста, возможно уже и вспыхнул бы.
Естественно, Буранов обрадовался, когда узнал, что я горю желанием его срочно увидеть.
— Приезжай сейчас же! — с восторгом закричал он.
Я незамедлительно отправилась в офис его фирмы и тут же ввела Буранова в курс своих проблем. Половину радости он сразу растерял, но помочь не отказался и (что тут скажешь!) сильно заинтересовался американцем моим.
— Сонечка, ты больше ни к кому не обращалась? — деловито поинтересовался он.
— Ну как же, — воскликнула я, — к Гургенову. Знаешь его?
Буранов кивнул:
— Знаю. Крутой мужик. Что он сказал?
— Сказал, что я должна с американцем поиск продолжить, а он, Гургенов, мне поможет, когда информации больше добуду.
— Правильно сказал, — одобрил Буранов.
«И этот туда же отправляет! — подумала я. — Все отделаться от меня хотят. Как только с человеком приключится беда, так он сразу никому не нужен!»
Передать не могу, как мне стало обидно. Почему-то расхотелось искать американца того. На кой ляд мне он, американец, когда и русские помогать не хотят?
— Да что вы, сговорились что ли?! — возмутилась я. — Не хочу я к американцу. Он одними только проповедями меня замордовал.
— Пойми ты, Сонечка, — начал увещевать Буранов, — информации у нас слишком мало. Кто он, этот американец? Чем занимается?
Я пожала плечами.
— Точно выяснила, что он не шпион. Остальное — загадка.
— Вот видишь. Наша братва не дура, почем зря не станет щемить. Значит есть у братков с американцем дела. А у тебя к ним одно дело: пускай сына отдают. Короче, надо побольше об американце узнать, а через него и о той братве, которая на него наехала.
Уже не шуточно разозлилась я на Буранова:
— Вот тебе и предлагаю узнать. Ты же — мужчина.
— Как я узнаю? — пригорюнился он. — Лишних телодвижений мне сейчас делать нельзя. Засветиться могу. Тогда все потеряно, а речь идет о ребенке. Тебе проще об американце этом разведать, да и о братве, что его щемит, от него можешь узнать. Сонечка, не упрямься, американец сам к тебе в друзья набивается. Возвращайся к нему и как только разнюхаешь интересное да полезное, сразу ко мне.
— И что будет? — скептично поинтересовалась я.
— Всю свою братву подниму. Я покруче Гургенова, — безбожно рисуясь, сообщил Буранов и, помявшись, скорбно добавил: — Знаешь, Сонечка, невовремя с тобой приключилась эта беда. При других обстоятельствах весь в твоем распоряжении был бы, а теперь…
Я насторожилась:
— Что — теперь?
— Да с ФСБ еще та заморочка приключилась. Такое творится! — Буранов понизил голос до шепота: — Тебе, как близкому человеку, скажу. Федералы братву шерстят по— черному, ищут какого-то идеологического и экономического диверсанта, супер-агента ЦРУ, американца. Представляешь? Идеологического и экономического! Ум за разум заходит от такого наворота.
— Ищут, так и поймают. Что у них за срочность? — удивилась я. — Они что еще не всех агентов ЦРУ выпасли?
— Выходит, не всех. Я по своим каналам разнюхал. Был от нашего резидента федералам знак, что намечается крупная экономическая диверсия. С этой целью приехал уже в Москву крутой цэрэушный агент — специалист по экономическим заморочкам. Он с идеологическим диверсантом должен выйти на связь и какую-то бодягу с ним развести. Сама понимаешь, нам с этого радости никакой. А у федералов, как назло, ни одной ниточки. Кто агент? С кем на связь собирается? Одни вопросы.