Весёлая же-же… (сборник)
Шрифт:
– Сергей Петрович, ваш голос мешает мне, – ответил Михаил. – Я выйду на связь сам.
И вновь в воздухе повисла тишина: в метро, да ещё в дневное время это было непривычным. Кремниев одну за одной, не спеша, со всех сторон осматривал колонны, отделанные мрамором. Его целью было обнаружить «ретро» (таким названием в ФСБ обзывали бомбы с механическим устройством). И это он собирался сделать при помощи одного-единственного прибора – собственного слуха. Он уже уловил характерное тиканье, но ещё не мог понять, откуда точно оно исходит.
Обычная спортивная сумка «тихо-смирно» лежала у мраморной колонны. Может быть, в ней среди прочих безобидных вещей находился механический будильник, а может – таким будильником была снабжена бомба. Как говорится: вскрытие покажет.
Бывший кузнец одёрнул на себе бронежилет (тяжёлый, усиленный), поправил на голове каску с запотевшим стеклом. Ох, как он не любил обряжаться во всё это. Он положил рядом с сумкой электронный маячок (для робота) и с победным спокойствием сказал в передатчик:
– Обнаружил. Спортивная сумка. Маячок оставил.
– Ф-фуххх! – с облегчением в его ухе вздохнул Полыхаев. – Хорошо. Возвращайся, Миша.
– Возвращаюсь.
Встречали его тепло, а Полыхаев даже обнял.
– Как всегда, отличная работа, Миша.
– Спасибо, Сергей Петрович. Спасибо, – Кремниев не успевал пожимать руки людям в штатском и в военной форме. Они же помогли ему снять каску и бронежилет. Вернули телефон. А он не заставил себя ждать – зазвонил.
– Алё!
– Миша, ты в порядке?
– Ну что со мной может случиться, Варя.
– Когда домой?
– Сейчас еду в аэропорт.
– С тобой Саша хочет поговорить.
– Привет, старшенький.
– Я ещё не старшенький, потому что мама ещё не родила.
– Родит, куда денется.
– Папа, прилетай скорей.
– Через пару часов буду дома, сынок.
– Да, ты мне обещал купить игру.
– Ах ты, хитрец.
Убрав телефон, Кремниев обратился к своему начальнику, который направо и налево отдавал приказы:
– Сергей Петрович, кто-нибудь подбросит меня до аэропорта? – О чём речь, Миша. Капитан, переходишь в распоряжение Михаила Евгеньевича.
Находясь в машине, бывший кузнец задремал. Ему пригрезилась странная свадьба: во главе длинного стола с многочисленными гостями сидели невеста и жених – молодая женщина и примерно его лет мужчина. Женщину он узнал (запомнил по кошмарам), жених был ему незнаком. Среди трапезников выделялся могучий старик – он надо и не надо всхлипывал: «Горько!» На коленях старика баловался мальчик, накручивая на пальцы платиновые волосы деда. А вообще свадьба казалась весёлой – вёл её горбатый карлик.
Иконка
Ле-ето, ах, ле-ето, лето красное, бу-удь со мной! Скоро, совсем скоро оно будет, и со мной, и с тобой, и с ним, и с ней. Вы – чу? А я – чу. Оно грядёт! Уважаемые дамы и господа, леди энд джентльмены, товарищи! Ещё пахнет не так, звучит не так, видится не то, потому что ещё весна, но ещё немного, ещё чуть-чуть, ещё маненько, и ОНО грянет! Беременные и не очень, трусливые и не очень, жадные и бессребреники, лживые и правдолюбы, мажоры и те, кому не повезло, богом лепные и выродки, малые и старые, короче, люди, ааууу! Лето грядёт, не пропустите с ним встречи! А что касается людей трудящихся, то двойное ау. Потому что где лето, там и отпуск, а где отпуск, там и отпускные. Вот такое следует в связи с этим повествование.
В небольшом магазинчике города N подходил к концу рабочий день. Как обычно, приехал хозяин магазина – за выручкой. Из выручки ухоженными короткими пальцами он отмусолил продавщице Нюре отпускные. Под роспись.
– Везёт тебе, Анна, отдохнёшь, вернёшься на работу человеком! – шумно позавидовал своей работнице краснорожий, покрытый капельками пота, весь в родинках, толстый работодатель и вроде как пожалился: – А тут крутишься, вертишься, как собака в колесе, без какого-либо хоть мало-мальского отпуска. – И он отчаянно рубанул рукой воздух.
– Как белка, – осмелилась поправить хозяина магазина продавщица Нюра, убирая деньги в карман синего форменного халата.
– А? Действительно. И до белки можно докрутиться, – согласился толстяк и направился на выход.
По дороге он игриво ущипнул за попку другую продавщицу – Олесю (та по совместительству числилась ещё и старшей по магазину). Молоденькая белокурая девушка кокетливо взвизгнула. Толстяк подмигнул ей и напомнил по-хозяйски: «Магазин не забудь закрыть и сигнализацию включить, Леся с Украины». Подмигнул ещё зачем-то и Нюре, вышел из магазина, сел в свой джип и уехал.
Вслед за ним отправился домой, матерясь, вечно злой и вечно пьяный грузчик. Продавщицы остались вдвоём. Под низким потолком магазина на липучках закончилось место для назойливых мух, поэтому они, жужжа, липли к продуктам. За окнами темнело.
Худенькая, черноволосая и кареглазая продавщица Нюра двадцати восьми неполных лет от роду, расслабившись, сидела за прилавком на ветхом деревянном стуле. Она мысленно прощалась со своим не очень-то любимым рабочим местом. Прощалась не навсегда, на месяц. Напарница Нюры, та самая Олеся, тоже находясь за прилавком, живо укладывала в свои сумки «сэкономленные» продукты.
– Эх, Анюта, зря ты от своей, – Олеся смачно принюхалась к копченой рогатине колбасы, – доли отказываешься. Тебе бы с мальчонкой не помешало.
– Леся, мы с сыном не бедствуем, ты делай своё дело.
– Аха. Ну, вольному воля. Ну, шо, Анна батьковна, завтра на Бахамы? – подковырнула Нюру беженка с Украины.
– В деревню, Леся. На Алтай. Соберёмся с сынишкой и-и-и ту-туу… Через пять суток мы у моих родителей.
– Давно родителей-то не видела?
– Моему Андрюшке десять лет – вот столько и не видела.