Веселие Руси. XX век
Шрифт:
Министерство финансов в 1897–1898 годах неоднократно обращалось к губернаторам, архиереям и другим представителям местных властей и общественности с просьбой дать отзыв о результатах проводимой реформы. Такие отзывы, отмечавшие некоторое улучшение санитарно-гигиенической ситуации, сокращение преступности на почве пьянства и даже улучшение поступления средств в казну и рост сбережений в сберегательных кассах, действительно поступали. Министерство, борясь с нападками на реформу, издало даже специальную книгу – «Отзывы о результатах введения казенной продажи питей, поступившие в Министерство финансов от начальников губерний и других лиц».
Но на практике все было не столь идеально. Чайные и библиотеки не выдерживали конкуренции с трактирами. К тому же попечительства не могли вести активную борьбу с пьянством, так как уже в самой их организации были заложены элементы разложения. В состав попечительств входили прежде
73
Подробнее по этому вопросу см.: Зайцева Л.И. Указ. соч. С. 101–108.
74
Цит. по: Кашкаров М. Денежное обращение в России. СПб., 1898. Т. 2. С. 269.
Не помогали ни просветительские меры, ни переданный в распоряжение губернских управлений особый денежный кредит для вознаграждения лиц, обнаруживших тайные винокуренные заводы и нарушения по выделке и продаже крепких напитков. С 1904 года, когда главная цель питейной реформы – уменьшение народного пьянства – отошла на задний план, и без того небольшой годовой бюджет попечительских комитетов уменьшился с 4 млн до 2,5 млн рублей. По политическим соображениям многие библиотеки и чайные, устроенные попечительскими комитетами, были упразднены. Более того, в некоторых районах упразднили и сами комитеты. Зато активно начало разрастаться шинкарство. Но акцизное ведомство, усиленно занимаясь фискальной частью, не боролось с этим явлением, перекладывая все проблемы на ведомство полицейское.
Конечно, потребление монопольных питей по стране было крайне неравномерным. По статистическим данным Министерства финансов за 1900 год, среднее ежегодное потребление водки в европейской России за 1897–1899 годы по сравнению с 1895–1896 годами несколько возросло (с 0,57 до 0,60 ведра). За это же время оно несколько сократилось в Польше (с 0,46 до 0,41 ведра) и сильно возросло в Сибири (с 0,29 до 0,51 ведра). Увеличение потребления алкоголя в Сибири, вероятно, было связано с резким притоком из Европейской части страны переселенцев в связи с постройкой Транссибирской магистрали. Среднее годовое потребление водки (50 % алкоголя) на душу населения за 1904 год (в литрах) выразилось уже в таких цифрах (1 ведро=12,3 литра):
Дания – 13, 3 Австро-Венгрия – 10, 3 Германия – 8, 0 Голландия – 7, 8 Франция – 7, 78 Швеция – 7, 0 Бельгия – 5, 9 Соединенные Штаты – 5, 5 Швейцария – 5, 2 Россия – 4,9 Великобритания – 4, 3 Норвегия – 3,2 Италия – 1,44 литра.
Что касается потребления пива, то в Норвегии его уровень составлял 17,8 литра, в Соединенных Штатах – 57,7 литра, а в России только 3,8 литра. Италия потребляла пива всего 0,69 л, но компенсировалось это потреблением вина – 98,8 л на душу населения, в то время как Россия потребляла виноградного вина не больше Германии (6,14 л) или Австро-Венгрии (16,8 л) [75] .
75
Добровольский К.С. Указ. соч. С. 27.
Но статистика, которая, по выражению Ильфа и Петрова, «знает все», – это только одна сторона медали. Не зря британский премьер Дизраэли говорил, что «есть три способа обманывать людей: уклончивый ответ, прямая ложь и статистика». Говоря о статистике потребления спиртного на рубеже веков, «приходится довольствоваться анкетными данными и отдельными случайными наблюдениями и отзывами единичных лиц» [76] . Но здесь и кроется «статистическая ловушка». Во-первых, анкетный опрос дает не типичный материал, так как на анкеты отвечают или непьющие, или малопьющие, а остальные отказываются отвечать. Во-вторых, данные земских бюджетов о душевом потреблении резко расходятся с цифрами монопольной статистики. В-третьих, не дает цельной картины и учет приходно-расходных записей самих крестьян в течение года, так как на крестьянскую семью приходится немало такого вина, которое не покупается, а выпивается за чужой счет: при общественных попойках на сходах, при помочах, свадьбах, крестинах, похоронах, при имущественных сделках («могарычи»). С другой стороны, во многих этих случаях, и непьющей семье приходится нести расходы на спиртное. Есть и еще одно соображение. Если верить монопольной статистике, то города пьют в 10 раз больше, чем деревня. На самом деле, цифры говорят не о том, сколько потреблено, а о том, сколько продано вина городскими заведениями, так как город является не только потребителем, но и главным поставщиком его для деревни.
76
Воронов Д.Н. Алкоголизм в городе и деревне в связи с бытом населения. Пенза, 1913. С. 1.
Пугало другое. В конце XIX – начале XX столетия в структуре потребляемых россиянами напитков водка составляла 89,3 %, тогда как вино – 3 %, а пиво – 7,7 %. Для примера, в это же время в структуре мирового потребления алкоголя водка составляла 34 %, пиво – 27 %, а вино – 39 %. Комментарии, что называется, излишни. «Зло нашей страны, – писал В.М. Бехтерев, – заключается в том, что огромная масса потребляемого спирта предоставляется населению в крепком растворе, в виде 40 % водки». На необходимость ограничения производства крепких спиртных напитков в целях профилактики пьянства указывал и другой крупнейший русский психиатр С.С. Корсаков: «Нужно способствовать распространению слабых виноградных вин, потому что, как показывает опыт, где население употребляет почти исключительно слабые вина – там алкоголизма меньше».
И еще одно настораживающее обстоятельство: «Русская «пьющая» душа ведро водки в год потребляет, и это не значит, что нутро больше не вынесет и что ведро есть предельная величина душевого водочного потребления. В русскую глотку и три ведра с успехом войдут, и не объем посуды предопределяет количество потребляемого продукта, а объем кошелька здесь роль играет. Пьет мужик ведро не потому, что ведра ему довольно, – будь водка дешевле, с тремя ведрами справится, – всего 8 рублей, а потому, что может уделить из своего бюджета на водку, что и равняется возможности ведро приобрести» [77] . Как говорится, иностранцу никогда не понять, почему для русского одна бутылка в самый раз, а две уже мало. Важен не размер затрат на водку, а именно пьянство.
77
Добровольский К.С. Указ. соч. С. 24.
В пристрастиях как горожанина, так и, в особенности, жителя сельской местности с водкой на равных (и то не всегда) мог конкурировать только традиционный российский напиток – самогон. У нас в стране под этим словом в разные времена подразумевалось различное содержание. До появления на Руси кабака самогоноварение было синонимом винокурения. Затем постепенно самогоноварение для продажи превращается в глазах государства в преступление; что же касается «самогона для себя», то его варили в деревнях повсеместно, и властями это практически не преследовалось.
К середине XIX века понятие «шинкарство» становится синонимом запретной, «из-под полы», торговли алкоголем, а «корчажничество» – синонимом запретного изготовления самогона. Во второй половине столетия эти явления стали широкомасштабными и типичными для всей страны. Например, в Сибири водка продавалась тайно на приисках и поблизости от них, а кордонные казаки были не в состоянии усмотреть за провозом вина по приисковым дорогам. Число спиртоносов в тайге увеличивалось, несмотря на все попытки пресечь тайный промысел. Были даже попытки ввести для рабочих специальные винные порции, обсуждался закон о том, чтобы не было питейных заведений ближе чем за 50 верст от прииска. Но искоренить торговлю и изготовление водки на приисках власти так и не смогли. Часто сами золотопромышленники корчажничали и занимались шинкарством на своих собственных приисках, порой получая больше прибыли от этого занятия, чем давала добыча золота на руднике. Только на рубеже XIX–XX веков, когда началась хорошо организованная государственная винная монополия, самогоноварение в Европейской части нашей державы почти исчезло. Однако в Сибири в связи с большим потоком переселенцев это явление не угасало.