Веселое горе — любовь.

Гроссман Марк Соломонович

— Ты теперь, Варя, лучше всех учись — не подводи Петра Михайловича.

— Тю! — хохотала Варька. — Чего это голову ломать? Он мне и так пятерку выставит. На то и любовь.

Помолчав немного, допытывалась у старшей сестры:

— А ты знаешь — что она — любовь?

— Это когда ты счастлива от него, а он от тебя.

— А если кто любит меня, а я его нет, тогда не любовь?

— Тогда нет.

— Ну ладно, я, может, люблю. А он-то — и говорить нечего. Не слепая.

Как-то в субботу, перед школой, Варька выпросила у Лиды штапельное платье и туфельки на высоких

каблуках.

— Тебе зачем?

— Учителя в гости приглашу. Можно?

— Можно, — побледнев, сказала Лида. — А он знает?

— Не знает. Все равно придет, я же вижу.

На уроке сестры, как всегда, сидели за одним столом, а Петр Михайлович опять запинался, мял слова и глядел — как ясно видела Варька — только на нее.

После уроков шепнула сестре:

— Ты беги домой, ужин согрей, пол протри, а я учителя притащу.

Лида поспешила домой, сделала все, что нужно, но не успела переодеться, когда в дверь постучали.

Девушка растерялась, густо покраснела и убежала переодеваться на кухню.

Вернувшись, присела на краешек стула — и вскакивала только тогда, когда надо было подать Петру Михайловичу и Варе винегрет или рыбные консервы.

Варька быстро захмелела. Подливала себе в стакан вина из большой черной бутылки, не замечая, что учитель и сестра почти не пьют.

— Чего это вы стеснительный такой? — фамильярно допытывалась она, обнажая в улыбке блестящие мелкие зубы. — Чай, не впервые с девчонками-то?

Учитель наливался краской, невпопад кивал головой, и Лиде казалось, что думает он о чем-то совсем другом. Иногда близоруко взглядывал на Лиду, и было у него такое растерянное выражение мальчишки, точно хочет прыгать с кручи в воду, да боится: не влетело бы за озорство.

Девушке от этого взгляда становилось и радостно и боязно, но она старалась не думать об этом, а принуждала себя радоваться за Варю.

Внезапно учитель на что-то решился. Глаза его загорелись синим спиртовым огоньком, он даже привстал со стула и сказал, как в холодную воду окунулся:

— Хотите, стихи почитаю?

Лида обрадовалась, даже захлопала в ладоши, но, смутившись, поглядела на сестру. Варька кивнула головой:

— Можно.

Учитель пригнул голову к груди, будто в лицо ему дул снежный ветер, вытянул вперед руку и, коротко рассекая ладонью воздух, стал читать стихи о божестве и вдохновенье, о Прекрасной Даме, и еще много подобного.

Лида сидела недвижно, завороженно слушая музыку торжественных и печальных слов, а Варька победно глядела то на сестру, то на учителя, и взгляд ее говорил: «Это все ради меня, понятно?».

Потом Лида сбегала к соседке за гитарой. Петр Михайлович быстро щипал струны, а Варька пела низким грудным голосом частушки. Голос у нее был такой силищи, что стаканы позванивали и по клеенке стола ползали легкие алюминиевые ложки.

И хотя в частушках не было ничего особенного, Лида слушала их с неудовольствием. Ей казалось: Варька специально придумала эти частушки, чтобы уязвить сестру и о чем-то намекнуть Петру Михайловичу.

Милый мой, замучилиТвои глаза мигучие!А еще замучилиПоцелуи жгучие!

Варька сверкала нахальными зелеными глазами, притопывала ногой:

Не гулять — так бабы судят,И гулять — так укорятМы гулять, сестренка, будем,Пусть побольше говорят!

«Боже мой! — думала Лида. — О чем она поет!».

А Варька, стоя за спиной учителя, раздувала ноздри, склонялась к Петру Михайловичу и, почти задевая его волосы высокой грудью, частила:

У милого черны брючкиИ такой же пиджачок.Подмигнет ему другая —Он бежит, как дурачок.

Учитель неловко отставлял стул, пытался повернуться к Варьке лицом, но она, пританцовывая, снова оказывалась за его спиной.

Меня милый обошел,Чернобровую нашел,А она седые бровиПодвела карандашом.

Варька узила глаза, пронзительно смотрела на сестру. «У меня же не черные брови, — вдруг подумала Лида и вздрогнула: — А при чем тут я?»

Я любить-то не любила,Только лицемерила,От души не говорилаИ ему не верила...Милый бросил — наплевать:На примете еще пять,Неужели из пятиЛучше Пети не найти?..

Варька резко оборвала песню и, посмеиваясь, села на свое место.

Петр Михайлович, растерянно улыбаясь, снял очки и, протирая их платком, мягко глядел на Лиду с таким выражением, будто хотел сказать: «Вы уж не сердитесь, пожалуйста, на сестру — она же еще молоденькая, глупенькая».

— Налейте мне еще, Петр Михайлович, — попросила Варька, — или не заслужила?

— Варя, довольно, — нахмурилась Лида, — у тебя и так уже язык размок.

— Налей, — обняла Варька сестру, — или жалко?

Отхлебнув из стакана, она внезапно вскочила, кивнула Петру Михайловичу:

— Сыграйте, я последнюю спою.

Учитель потрогал струны, а Варька закружилась по комнате, озорно помаргивая глазами:

Я девчонка боевая,В девках не остануся,Но и горе тому будет,Кому я достануся!

— Все, — выдохнула она, устало опустившись на стул, — хорошо?

— Неплохо, — согласился учитель. — У вас сильный голос. А отчего бы не пойти в самодеятельность?