Весенние грозы
Шрифт:
А еще через неделю эльфы нагрянули к Феллиосту с большим войском - и прямо с марша, в покрытых дорожной пылью плащах, атаковали. Густо посылая стрелы, они подступили к баррикаде. Не обращая внимания на потери, растащили заграждения и ворвались на улицу. Брак сам повел в контратаку резерв и вооруженную обозную прислугу. В тесноте переулков быстрота и меткость не могли помочь эльфам, но они дрались отчаянно, и, умирая, смеялись. Тогда Брак велел братьям подойти по соседним улицам и поджечь дома за спиной у нелюдей. Бойня продолжалась в дыму, среди рушащихся стен и пламени. Огонь отрезал место битвы, и эльфы не могли больше подтягивать подкрепления. Схватка закончилась,
На следующий день эльфы не возобновили штурм. Должно быть, отдыхали. Но после - снова пошли в атаку. В этот раз нелюди нападали не так решительно, обстреливали баррикады издали, то подкрадывались поближе, то отступали... Люди сидели в укрытиях, стискивая оружие и слушали, как колотят стрелы по заграждениям над головой. К полудню притворные атаки и отходы участились. Отец Брак велел объявить всем: эльфы усыпляют бдительность, скоро начнется настоящий приступ. Любая атака может оказаться настоящей...
Разумеется, главный удар нелюдей пришелся по тем улицам, что сгорели во время первого штурма. Повторно поджечь город вместе с атакующими эльфами не удастся - братья приготовились к последней схватке. Все были полны решимости стоять до конца. Эльфы двигались рассыпным строем, стрелы летели над ними шуршащим потоком, колотили в щиты и обугленные доски баррикад. Задние ряды нелюдей, вооруженные луками, вели навесную стрельбу, да так ловко, что люди так и не смогли ответить стрелами, прятались. Только когда началась рукопашная, стих обстрел. Едва завязалась схватка на баррикадах, нелюди массой кинулись на помощь передовому отряду. Отец Брак опустил забрало и с мечом в руке поспешил на помощь братьям, что держали оборону на пожарище. Резервов не было, помощи ждать не приходилось.
Когда нелюди были атакованы с тыла, никто не заметил. Но напор штурмующих вдруг ослаб, а сквозь шум битвы донесся гимн в честь Гилфинга Воина, исполняемый не в лад сотней хриплых голосов. Осажденные завопили, потрясая оружием. Помощь идет! Помощь идет! Эльфы дрогнули и попятились... затем побежали. В просвете, открывшемся между отрядами нелюдей, мелькнули белые щиты и плащи. Братьям, запертым в Феллиосте, одеяния атакующих показались сверкающими неестественной чистотой, и только когда сомкнутый строй невесть откуда взявшихся воинов достиг баррикады, стало видно, что солдаты, спешащие в город - грязны, оборваны и едва не падают с ног от усталости. Многие, едва оказавшись в тени остовов сгоревших зданий, падали на землю, не глядя, что пачкают углем и золой белые одежды. Полторы сотни пехотинцев, изнуренных, с опустевшими колчанами и затупившимся от ударов оружием, с проломленными щитами, утыканными обломками стрел, и шатающиеся от голода - вступили в осажденный город.
Сквозь забрало и слезы радости, выступившие на глазах, отец Брак не видел подробностей, он хотел вскричать, что, хвала Светлому, прибыло войско Белого Круга, и гарнизон Феллиоста спасен! Спасен!
Тут один из вновь прибывших, пехотинец в драном плаще, опустился на колени и плаксивым голосом протянул:
– Спасены! Дошли! Спасены! Спасены!..
Легат стащил шлем, утер рукавом слезы, размазывая по лицу пот и сажу. Оглядел братьев, вступивших в Феллиост. Это не войско победителей, увы. Командовал пехотинцами юноша, который назвался Велем, оруженосцем покойного отца Лайсена. Даже не брат в Белом Круге, а всего лишь послушник. Но солдаты глядели на паренька с обожанием и твердили в один голос, что выжили лишь благодаря ему. Его отваге и осмотрительности. Они верили этому послушнику. Они верили в него. Что оставалось отцу Браку? Он тоже уверовал вдруг, что юноша - своего рода талисман. Он выведет их отсюда, как вывел отряд пехотинцев из ловушки. Вера - великая сила.
Вновь прибывших накормили. По крайней мере, в продовольствии гарнизон Феллиоста не нуждался, здесь остался обоз армии - еда для тысяч братьев, которые более не нуждаются в земной пище. Юношу Веля отец Брак тут же произвел в сотники, сделал своим заместителем. Вдвоем они обошли городские окраины - улицу за улицей.
– Что за крики?
– поинтересовался послушник, когда они подошли к собору.
– Местные.
– Пусть уходят, - твердо сказал Вель. Так твердо, что легат его высокопреосвященства даже не сразу сумел возразить.
– Но... они присоединятся к нелюдям...
– Нет, они не захотят. А если бы и хотели, эльфы не станут им доверять. Пусть идут. Может, устроятся где-то, выживут.
Брак не смог спорить. Жителей Феллиоста вывели из собора. Вель сказал:
– Уходите. Ступайте не спеша, чтобы эльфы не приняли за воинов. Белого не надевайте.
– Куда же мы пойдем?
– вздохнула женщина.
– Отсюда уйдете, - ответил парень.
– Здесь вам смерть. Везде будет лучше. Идите.
Эти тоже поверили Велю. Странный паренек говорил так, что ему невозможно было не поверить. Он говорил правду.
ГЛАВА 42 Вейвер в Сантлаке
Что бывает с вассалом, осмелившимся поднять руку на господина? Ответить несложно... А если вассал - это город? Не Гилфинг весть какой город, но, однако же, без малого тысяча человек. Тысячу голов не срубишь одним ударом... Да и две тысячи рук - тоже сила.
Новости о смерти господина ок-Дрейса не сразу разошлись по округе. Сперва было тихо. Жители Вейвера испугались содеянного и решили скрывать, сколько удастся, собственный проступок. На всякий случай заперли ворота, вооружили цеховое ополчение, кинулись к стенам... после сообразили, что бояться сейчас нечего. У покойного господина осталась вдова и двое сыновей - мальцы пока что. Да вдобавок и лучшие солдаты погибли вместе с его милостью ок-Дрейсом. Больших бед от супруги покойного нынче ждать не приходится. Цеховые старшины собрались на совет.
За три часа ничего не надумали, потом толпа, которая шумела вокруг дома мастера Увина (где совещались), потребовала пригласить на совет Гедора. Тот, не мешкая, занял место во главе стола, у которого расселись старшины - дюжина числом. Мясник знал: когда стадо в смятении - оно жаждет заполучить вожака. Пусть жестокого, несправедливого, злого - да такому еще скорей станут подчиняться.
– Вот что, мастера, - сразу же начал Гедор, не дожидаясь многословных объяснений, - Положение у нас с вами не лучшее.
Закивали седыми головами, забубнили...
– Но и беды большой нет!
– Мясник повысил голос, чтобы перекрыть стариковское бормотание.
– Как же так, мастер? Ведь грех...
– Грех великий, не спорю. И на мне - самая большая вина, - согласился Гедор, главное было сделано, его слушали, теперь можно и себя виноватым признать, но отчасти. Они, кто за столом сидит, кто снаружи, весь город - они все вместе, община, стало быть, если один крепче виноват - то и остальным ответ держать больше.
– Но, если разобраться, что вышло? Сеньор своих обязанностей не исполнил. Он нас защищать должен был, так? А вместо этого - что? От него же самим и пришлось защищаться. А если невинный себя обороняет, это не грех перед Гилфингом.