Весенняя страсть
Шрифт:
– Она действительно может напасть на меня?
– Пока она не узнает тебя получше, я бы, на твоем месте, не стал ее сердить, – ответил он смеясь. – Но не бойся, она предпочитает проводить время со мной, так что я всегда успею остановить ее, если она кинется.
– Спасибо за такое великодушие, – насмешливо поблагодарила Николь. – А что ты убрал в погреба? – спросила она тоном хозяйки.
– Бочки с дегтем, тележки и всякое такое, – ответил Гиллиам, – все то, что крысам не по зубам.
Николь кивнула. Мудрое решение. Она посмотрела на грушевый и яблоневый сад: плоды уже собрали.
– А какой был урожай в саду?
Он поглядел на жену искоса и пожал плечами.
– Не знаю.
Проходя по огороду, снабжавшему дом луком, горохом, чесноком и даже съедобными и лечебными травами, Николь поинтересовалась:
– Отхожие места почистили? Навоз вывезли на огород?
– Думаю, да, – ответил он. – Я заметил, больше не воняет.
Между огородом и садом располагались ульи, сплетенные из прутьев и по форме напоминающие холмики. Две печи, чуть больше ульев, стояли поблизости. Деревенские женщины окружили одну, наблюдая за пекущимся в ней хлебом.
– А мед собрали? Пчелиные семьи накормили? Трубу в дальней печи починили?
– Неужели я про все это должен был знать? – с раздражением ответил Гиллиам.
– Да, конечно, я совершенно напрасно задаю тебе эти вопросы. Хорошо, все это я беру на себя, – спокойно сказала Николь.
На этот раз в ее голосе не было ни капли злобы, она говорила спокойно и уверенно. Итак, ее муж не интересуется каждодневными делами Эшби, как, впрочем, и ее отец не интересовался. Ей это знакомо. Он будет охотиться, выступать в качестве третейского судьи в спорах, улаживать ссоры, без которых жизнь не обходится, а она возьмет управление Эшби в свои руки. При этой мысли девушка радостно улыбнулась.
Они пересекли внутренний дворик.
– Где ты собираешься устроить временный зал?
– Здесь, – он указал на главный сарай. Деревянное строение было накрыто соломенной крышей. Большая дверь, некогда запиравшаяся на большой засов от волов, которые могли накинуться на драгоценное зерно, была распахнута.
Николь увидела дымок, курившийся над дальним крылом строения.
– Этот сарай нельзя так использовать, – запротестовала она. – Куда же я дену зерно и ячмень?
Он пожал плечами.
– В другие сараи.
– Нет, мне нужен этот.
Как ей подготовиться к зиме, если он отнимет у нее самый главный склад? О Боже, если это только один пример происшедшего в ее отсутствие, то чего еще ей ждать?
– Послушай, это единственное просторное помещение, которое можно приспособить для зала. Уверяю тебя, мы найдем место для размещения зимних запасов.
– Не представляю, где мы будем его искать, – язвительным тоном ответила она. – Ты бы лучше построил зал, вместо того чтобы покупать благосклонность крестьян, строя им дома.
– Ах! Посмотрите-ка, вот я, оказывается, какой нехороший! – усмехнулся Гиллиам, вводя жену во временный зал Эшби.
В одном его конце ярко горел очаг, свет которого слабо освещал помещение без окон. Дым вился, прилипая к соломе наверху, несмотря на проделанное отверстие над очагом. Возле огня стояли три стола, все длинные, деревянные, со скамьями по бокам. Два из них тянулись параллельно очагу, а третий поперек зала, в самом теплом и светлом месте.
Ройя, принюхиваясь к половичкам, лежавшим на утрамбованном полу, пробиралась к ближнему столу. Две служанки сидели и болтали, потроша гусей для завтрака. Николь бросила взгляд на другой стол, у которого сидел Томас и пристально смотрел на нее. Она отвела взгляд. Он ждал ее, но она не хотела с ним разговаривать.
– Джос, ты где? – раздался громкий голос Гиллиама.
Мальчик вышел на свет из дальнего конца зала.
– Ты поел?
Оруженосец нехотя пожал плечами.
– Я не проголодался. – Гиллиам нахмурился.
– Как же ты собираешься целый день работать на пустой желудок? Бери хлеб с нашего стола и пошли.
Опустив плечи, мальчик взял булочку из корзинки на краю дальнего стола и нехотя поплелся через комнату. Гиллиам пробормотал:
– Я думаю, он привык питаться, как церковник, поститься утром и вечером. И наверняка он толком не обедает. Мать готовила его к жизни священнослужителя.
– Как можно позволить ребенку есть так мало? – изумилась Николь. – Это очень плохо для здоровья, мальчик растет, ему надо как следует питаться.
– Рад слышать такие слова, – сказал Гиллиам, – тем более что ты сама, мне кажется, не страдаешь отсутствием аппетита. – Он усмехнулся: – Его мать вбила ему в голову странные идеи, придется их вытряхнуть из него. Если потребуется, даже из ушей.
Николь не удержалась от смеха.
– Вытряхнуть из ушей?
Блестя глазами, Гиллиам посмотрел на жену.
– Я это сделаю, даже если придется трясти его, держа за пятки.
Джослин подошел к нему, и Гиллиам положил руку мальчику на плечо.
– Пошли, малыш, нам предстоит хорошая прогулка.
– Ты сегодня охотишься? – спросила Николь как можно дружелюбнее.
– Охочусь? Нет. Сейчас не до охоты. Много других дел. До полудня займемся корчевкой деревьев. Потом надо найти пастуха.
Николь удивленно посмотрела на Гиллиама.
– Для чего? Зачем? – Гиллиам усмехнулся:
– Как для чего, жена? У него кое-какие соображения насчет того, как увеличить поголовье стада, как его улучшить. Сейчас самое подходящее время. У моего старшего брата есть знакомства среди торговцев шерстью, они говорят, что цена английской шерсти растет день ото дня. Я думаю, это очень прибыльное дело для Эшби. Ну ладно, пошли, Ройя.
Волкодав вынырнул из-под стола и повернулся к ним мордой.
– Ой! – воскликнул Джослин и попятился от своего господина. Лицо мальчика побелело от страха, глаза округлились. Ройя заинтересовалась незнакомцем, который был чуть выше ее ростом, и пошла к нему. – Ненавижу собак!
– А зря, похоже, ты ей понравился, – заметил Гиллиам. Он схватил мальчика за худенькое плечо, не дав убежать.
Джослин застыл, когда собачий нос прижался к его боку; хвост мотался, как флаг на ветру.
– Эй, Джослин, не бойся, она тебя не съест. На тебя Ройя только рычит, а нападать любит на меня. Милорд, сжалься же над мальчиком, это животное совершено невыносимо.