Весенняя страсть
Шрифт:
Небо было тяжелым, дул сильный ветер, который на открытом месте едва не сбивал с ног. Гиллиам и Николь шли, наклонившись вперед, чтобы не упасть. Под ногами шуршали листья, из сарая доносилось мычание коров. Их догнала Ройя.
– Но она-то не будет спать с нами, правда? – В голосе Николь слышался страх.
Гиллиам тихо засмеялся.
– Ну что мне делать? Она больше нигде не останется. Прошлой ночью я привязал ее в конюшне. Конюхи говорят, она выла всю ночь напролет.
– Но Джослин не любит собак, – возразила Николь, поднимаясь по ступенькам. Хотя, если
Гиллиам обхватил рукой ее талию на случай, если Николь будет тяжело идти.
– После сегодняшнего дня он относится к ней без прежнего страха. Они с Ройей поняли друг друга. И ты тоже не волнуйся. Я не дам тебя ей в обиду, – засмеялся Гиллиам.
– Даже если она не съест меня живьем, она заразит нас блохами, – сказала Николь, понимая, что это совершенно неубедительный довод.
Джослин оставил дверь открытой и от своей лампы зажег ночную свечу. В скудном свете яркие занавеси вокруг кровати казались серым саваном, а сама кровать походила на пещеру.
Мальчик уже снял тунику, но все еще стоял в штанах и рубашке, боясь замерзнуть. Николь опустилась на колени рядом с набитым соломой матрасом, разложенным у стены, отвернула одеяла и меха, и мальчик не раздумывая прыгнул в приготовленную для него теплую норку. Девушка заботливо укрыла его, подоткнула одеяла со всех сторон и, улыбнувшись, пожелала спокойной ночи.
– Спи, мой мальчик, – сказал Гиллиам, стоя в изголовье. – Как следует выспись. Завтра у нас много дел.
– Да, милорд, – с трудом пробормотал оруженосец, не открывая глаз.
Николь встала, и в это время Ройя прошла мимо нее, на этот раз никак не проявив недоброго отношения к хозяйке Эшби. Сообразив, что тюфяк, на котором спит мальчик, обещает тепло и уют, огромная собака сделала несколько кругов возле пустовавшего края тюфяка, потом с глубоким вздохом улеглась на него.
Когда Николь повернулась, собираясь попросить Гиллиама помочь ей со шнуровкой, муж стоял к ней спиной, уже без туники, и золотистый свет свечи освещал его сильные плечи и спину. Она открыла уже рот, но не решилась заговорить, с благоговением взирая на его размеры. Интересно, если она дотронется до него, его тело окажется таким же твердым, как стена? Или оно мягкое, как любое тело? Желание потрогать золотистую кожу на плечах мужа стало таким сильным, что Николь уже подняла руку, но, испуганная силой своего желания, тут же ее отдернула, прижала к боку и закашлялась. Гиллиам взглянул на жену через плечо, пламя освещало его красивое лицо. Так вот каков мужчина, с которым она будет делить постель всю свою жизнь.
– Ты не поможешь мне с платьем? – робко спросила Николь.
– Конечно, – ответил Гиллиам и со смешком повернулся к ней. Его волосы блестели, словно золото.
Николь протянула сперва руки.
– Завтра к вечеру я дошью свое новое платье. Во всяком случае, надеюсь. – Она быстро выпалила это, наблюдая, как Гиллиам возится со шнурками. Ее удивляло, что такие большие пальцы могут быть настолько гибкими и ловкими.
– Но коричневый цвет тебе совсем не идет, – он покосился
Та пожала плечами.
– Цвет не имеет никакого значения. А вот практичность имеет. – Она старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Джослина. – В этом платье я вряд ли смогу заниматься забоем скота, а в том мне не надо беспокоиться, посажу я на него пятно или нет. И потом, тебе вряд ли понравится каждый вечер возиться со шнуровкой, как будто ты горничная при леди.
Гиллиам улыбнулся.
– Ты ошибаешься. Между прочим, я из тех мужчин, которые никогда не собирались жениться. Но раз уж так вышло, домашние обязанности доставляют мне большое удовольствие. – В его тоне слышалось даже нечто большее, чем просто удовольствие. Сердце Николь забилось быстрее.
Она обрадовалась, когда потребовалось повернуться к нему спиной, чтобы расшнуровывать дальше.
– А почему ты не собирался жениться? Николь развязала поясок, повесила его на крюк, вбитый в столбик кровати, и оглянулась.
Его грудь поблескивала в слабом свете свечи.
– Твой брат такой богатый господин, он наверняка выделил бы тебе какое-нибудь поместье.
Руки Гиллиама вдруг замерли у нее на спине.
– Кто может точно сказать? Отец не оставил мне ничего, кроме имени, поэтому я ничего не ожидал получить.
Горечь, прозвучавшая в этих словах, удивила Николь. Ей даже показалось, что он никогда не ожидал большего, считая, что не заслуживает этого. Наверное, что-то ужасное произошло между братьями. Она снова посмотрела на Гиллиама. Возле его губ залегла горькая складка.
– А почему?
– Ну вот и все, – пропуская мимо ушей ее вопрос, сказал Гиллиам.
Она спустила платье с плеч и переступила через него, оставшись в нижнем платье. На нем был единственный узелок, на поясе. Гиллиам принялся за него. В тишине комнаты раздавался только шелест ткани.
– Ты не ответишь на мой вопрос? – тихо спросила Николь.
Развязав узел, он сказал:
– В другой раз.
Голос мужа стал напряженным. Он отвернулся, заканчивая раздеваться.
Николь выскользнула из нижнего платья, оставшись в одной рубашке. Рубашку она оставила не из стеснительности – все мужчины и женщины всегда спали голые, – а из-за холода. Она собрала одежду Гиллиама и свою, повесила ее, потом полезла в постель. Он лежал у стены, как бы растворившись в темноте.
Забравшись под одеяло, Николь догадалась, что муж лежит спиной к ней.
Девушка задернула полог, постель погрузилась в непроницаемую темноту. От тела Гиллиама исходил жар, как от печки, и Николь стала засыпать, сквозь сон пытаясь понять, что она натворила такого ужасного, из-за чего его хорошее расположение духа столь внезапно улетучилось…
Ее окутало облако дыма. Николь оглянулась и увидела языки пламени, которые лизали стену и поднимались все выше и выше. Мужчины и женщины, которых, она знала всю жизнь, безмолвно бежали мимо нее с широко открытыми ртами. Она проследила взглядом, куда они бегут, и увидела проем в стене, который и ей показался безопасным.