Весенняя страсть
Шрифт:
– Да, это единственное, на что я способен. – Признание, которое, казалось, должно было прозвучать самоуничижительно, Джослин сделал с большой гордостью.
– Неправда, – коротко возразил Гиллиам. – Посмотри, – он взял со стола пузырь и потряс его. – Держи.
– Зачем? – спросил мальчик со вздохом. – Я не умею ни кидать его, ни ловить.
Николь скептически посмотрела на Джослина.
– Ты ведь только что сказал, что тебе никогда не разрешали этим заниматься. Так откуда ты можешь знать, поймаешь ли его?
– Я знаю, – совершенно уверенно заявил мальчик, потом угрюмо взял ложку и поднес ко рту. – Я не могу делать то, что могут все.
Николь подумала, что это уж слишком: пора ему перестать играть роль беспомощного ребенка.
– А ты попробуй, – предложил Гиллиам бесстрастно. – Давай, парень, поднимай руку.
– Я не могу, – упорствовал Джослин, печально качая головой.
– Подними руку, – снова повторил его наставник тихим голосом.
Николь посмотрела на мужа. Гиллиам явно начинал сердиться. Он нахмурился, и хотя во взгляде не было ничего пугающего, веселое настроение как рукой сняло.
– Джослин, попытайся, – сказала Николь и тут же одернула себя: чего ради она вмешивается?
– Не хотел бы показаться невежливым, но я даже не хочу пробовать. – Мальчик словно воздвигал каменную стену между собой и тем, что он, по его мнению, не мог делать.
Пузырь, брошенный Гиллиамом, стукнулся о голову мальчика и отскочил к Николь. Парнишка изумленно заморгал, а девушка между тем подхватила пузырь. Гиллиам молча махнул ей рукой, давая знак, чтобы она кинула обратно. Николь кивнула, и пузырь снова перелетел через стол и ударил Джослина по макушке. Гиллиам схватил его.
– Что вы делаете? – сердито и испуганно воскликнул Джослин, потом, как бы опомнившись, добавил: – Милорд!
– Подними руки, мальчик, – сказал Гиллиам спокойно и тихо.
Джослин уставился на молодого рыцаря. Его нижняя челюсть окаменела, лицо напряглось – мальчик был полон решимости отказаться. Пузырь снова загремел и ударился о его голову. Потом еще раз.
Джос сердито взвизгнул, как щенок, которого только что оторвали от материнского соска. Когда Гиллиам в очередной раз бросил ему пузырь, прицелившись в голову, тот поймал его без всякого труда.
– Посмотрите-ка, миледи, наш Джос только что сам поймал мяч! – засмеялся Гиллиам. – Ну что скажешь, Джос? Что думаешь? Ты совершил невозможное: не умел, но поймал!
Джос прижал мяч к груди, удивленно вытаращив глаза.
– Я поймал его, – прошептал он, потом уставился на пузырь в своих руках. – Я поймал его.
– Да, ты сумел, – сказала Николь, широко улыбаясь. – Кидай мне и посмотрим, сможешь ли повторить еще раз.
Джос направил мяч по столу, не осмеливаясь бросить его. Николь отправила его обратно, старательно целясь, и Джос легко поймал пузырь на лету.
Если Джос не обманул и действительно впервые играл в мяч, то у него была прекрасная реакция. У человека с такими данными наверняка есть большие способности к стрельбе из лука. По крайней мере так всегда считал ее отец. И если у Джоса вдобавок острое зрение и хороший глазомер, то он станет отличным стрелком.
Гиллиам отодвинул еду в сторону.
– Моя очередь, – сказал он, забирая мяч у Джоса и потряхивая им, потом подкинул высоко над столом.
Джос нахмурился, наблюдая за своим наставником, но тем не менее сумел поймать мяч.
– Я поймал! – выдохнул он изумленно. – Я могу!
Гиллиам, потянувшись через стол, потрепал его по щеке.
– Джос, тебе стоит подумать. Оказывается, ты в силах делать то, что и другие мальчики. Может быть, твоя мама ошибалась, сомневаясь в твоих способностях оруженосца?
Мальчик прижал к себе мяч и со страданием на лице посмотрел на своего господина.
– Возможно, – тихо произнес он, словно испугавшись собственного признания, потом поспешил добавить: – Но ведь это единственное, что у меня получается. И ничего другого я не смогу.
– Джос, сможешь, если попытаешься. Все, о чем я тебя прошу, не борись сам с собой, не старайся убедить себя в собственном бессилии. – Гиллиам рассмеялся и встал. – Бери свой плащ, парень, поехали посмотрим, можешь ли ты так же хорошо обходиться с мечом, как с мячом. – Он засмеялся своему каламбуру.
Во дворе громко заржала лошадь и раздались испуганные крики. Тишину серого дождливого дня разорвал треск досок.
– Милорд! – услышали они отчаянный вопль. – Эта дьявольская лошадь ранила Альфреда!
Николь вскочила, но Гиллиам, опередив ее, уже мчался к двери.
– Назад! Ройя, стоять на месте! Все остальные тоже! – скомандовал он.
Николь отнесла эту команду к слугам, но только не к себе. Она побежала за мужем. Если человек ранен, то без ее помощи не обойтись. Выскочив за дверь, она остановилась.
Огромный черный конь бесновался в центре двора. Люди выглядывали из укрытий и не сводили с него глаз. Два солдата оказались словно в ловушке за сломанной телегой. В грязи неподвижно лежал Альфред. Копыта лошади мелькали над ним, но слава Богу, не опускались на его тело.
– Тихо! Всем молчать! – закричал Гиллиам. – Я позову его к себе.
Заложив пальцы в рот, он свистнул, и громкий звук эхом отлетел от высоких каменных стен. Лошадь ответила еще одним пронзительным ржанием, затем встала на все четыре ноги, фыркая и вздыхая. Большие клубы пара вырывались из ноздрей при каждом вдохе животного, конь храпел, его лоснящаяся кожа подергивалась.
Николь смотрела на жеребца со страхом и восхищением. Совершенно черная шкура, мокрая от дождя, блестела, как смазанная маслом. Когда Гиллиам сделал два шага к коню, животное повернуло голову к хозяину. Это был жеребец хороших кровей: огромный, злобный, каким и полагается быть боевому коню Она не могла представить себе Гиллиама на какой-нибудь другой лошади. Они подходили друг другу по своей красоте и стати. Гиллиам еще раз свистнул, уже иначе, и конь повернулся к хозяину.