Весна чаще, чем раз в году
Шрифт:
Она не удивилась и не стала отговаривать: мол, как ты пойдешь одна ночью по горам? Ведь она-то прожила здесь всю жизнь, и для нее гладкий асфальт с потоком автомобилей мог наверняка показаться гораздо опаснее, чем горы. Василина только указала не на верхолазную Лёнькину тропу, а на проезжую дорогу, которая хоть и петляла кольцами, но сбиться с нее было нельзя.
И вот я осталась одна в темноте. И уже через несколько минут мне стало безразлично, куда идти — вперед или назад, — потому что всюду одинаково страшно и безлюдно.
Не помню даже, как дошла я тогда до заставских ворот. Они открылись передо мной, будто врата спасения.
— Где Лёня? — спросила я у часового. — Он пошел сюда.
Часовой помедлил секунду.
— Его на заставе нет, — ответил он.
И за этой короткой запинкой только что пройденный лес представился мне западней, где давно, уже несколько часов, лежит, истекая кровью, Лёня, а здесь никто ничего не знает еще об этом, как не сразу узнали когда-то и о его мертвом отце…
Земля закачалась у меня под ногами, я прислонилась к шлагбауму, перепоясавшему дорогу.
— Пройдите к дежурному, — сказал часовой. — Я объяснений давать не могу.
С крыльца заставы в распахнутую дверь светил желтый огонек, ясный и спокойный. Дежурил Саша Олень, что было большой удачей, потому что перед ним я не постыдилась лица, залитого слезами.
— Лёни нету, — проговорила я сдавленно. — Ушел засветло, и нету…
Саша пододвинул мне табурет.
— Без паники. Старший лейтенант взял его с собой на проверку нарядов. Больно уж просился твой Леонид!
— Но зачем?! — вскричала я, совсем забыв в эту минуту, что, когда лягушонок видит воду, он к ней бросается не раздумывая. — Мы ведь уже были у вас на заставе днем, и он все видел.
Саша снисходительно дернул плечом.
— Днем граница одна, ночью — другая. Помолчи пока.
Я услышала, как тоненько запиликала телефонная трубка. Саша отозвался:
— Дежурный слушает.
— Мне здесь подождать? — робко спросила я, когда он переключил рычажок.
— Сиди. Одной тебе нипочем дороги обратно не найти. А будить жену старшего лейтенанта я не стану.
Какой же тихой и пугающей была застава в ту ночь!..
Странно, что долгое молчание нас не тяготило. Саша был поглощен ночной заботой, а я ощущала себя выбившимся из сил пловцом, которого подобрали наконец на утлую, но сухую палубу.
— Вам не было, Саша, страшно в горах, когда вы только приехали? — спросила я через полчаса.
— Больше чем страшно, жутко даже! — охотно отозвался он. — У нас ребята стыдятся друг дружке про это говорить, но старший лейтенант сам знает. Был я новичком, он и со мной в ночной наряд ходил. Ничего не объяснял, просто идет рядом. И так понемногу лесные кикиморы, ведьмаки от меня отступают — и камень опять камень, как днем. Не лес надо мною хозяин, а я над ним. Без этого пограничником не станешь.
— А Лёня? — осторожно ввернула я.
Олень почесал льняной затылок.
— Думаю, ему проверку на прочность старший лейтенант производит. Ведь у космонавтов как? Будь ты семи пядей во лбу, а если этот… аппарат… ну… не в порядке…
— Вестибулярный, — подсказала я.
— Вот именно. На центрифуге мутит — куда же в ракету? Против несовершенств природы не попрешь.
— Лёня смелый, — с гордостью сказала я, припомнив, как отозвалась Василина о его походке. — Вверх лезет — за кусты не цепляется.
— Помолчи, — опять внезапно оборвал меня Саша.
Перед ним на щитке замигала лампочка. Олень одним
прыжком достиг спальни; что-то зашебаршило в теплой тьме за распахнувшейся дверью. Саша уже снова сидел перед своим щитком, когда, заправляя на ходу за ремни гимнастерки, трое встали перед ним.
— Взять собаку — и на левый фланг, — скомандовал им Саша. — Сработала система.
Потом он докладывал невидимому и далекому старшему лейтенанту, что выслал тревожную группу. А я совершенно уже не могла представить, что это — фантастика или действительность? Потому что начальник заставы и Лёня ушли, как я знала, в лес, а между тем стволы оказались звучащими и горы передавали по телефонным проводам не эхо, а живой человеческий голос старшего лейтенанта.
Я в одинаковой мере ждала и необыкновенного и страшного.
— Как вам не повезло, — сказала я Оленю, улучив момент, — что в ваше дежурство такие происшествия!
— А какие? — переспросил было Саша, но тотчас снова схватился за трубку. — Ага, — сказал он. — Так и доложим.
Когда вошел запыхавшийся старший лейтенант, Олень уже прежним, дневным голосом объяснял, что тревожная группа обнаружила след кабана.
— Ну и ладно, — устало сказал старший лейтенант. — А вы, ребята, спать отправляйтесь, — кивнул он нам с Лёнькой. — Поздно уже, не время для экскурсий.
Лёня тотчас взял меня за руку, и мы вышли, уже вдвоем, на дорогу. Она идет кольцами вокруг горы, на ней не заблудишься.
Серая звезда Венера встала на востоке, обещая близкое утро.
Мы шли молча, держась за руки. Я только спросила, не страшно ли ему было в такую темень в лесу у самой границы.
— Жуть! — ответил он точно так же, как и Саша Олень.
18
Изо всех пожеланий и напутствий, которыми нас щедро осыпали со всех сторон в вечер нашей свадьбы, самым важным, видимо, был все-таки короткий разговор между старшим лейтенантом, Лёней и Брусняковым. Это было где-то в середине свадебного застолья.
Посидев за одним обильно накрытым столом, мы тотчас перешли за другой — в квартиру начальника заставы, в ту самую комнату, куда покойный Лёнькин отец поселил некогда молодую жену, а сейчас их сын привел новобрачную, то есть меня. Все об этом поминали в каждом тосте, так что мне стало даже надоедать.
Но какой расторопной оказалась жена старшего лейтенанта! У нее в запасе была только одна ночь и полдня, а между тем на столе красовалось рыбное заливное, свиной холодец в глиняных мисках, салаты трех сортов и румяный, благоухающий пирог с грибами — потому что весенние грибы уже попадались на лесных просеках.