Весна художника
Шрифт:
— Если Малыш сам взялся его штопать, — назвал Андрей своего друга прозвищем, которое Олег ненавидел с детства, — То Фимыч уже к утру бегать будет. Он же волшебник.
Лену слова Данчука не сильно успокоили — та продолжала сидеть, глядя в одну точку, и чувствуя, как нервная дрожь постепенно завладевает всем её телом.
Слёз, как ни странно, не было. Волкова словно запретила себе плакать после того, как помогла загрузить любимого в машину. Она понимала, что должна быть сильной, ровно до тех пор, пока не станет хоть что-то известно. И лишь после этого можно было дать волю слезам — от радости, или же
Рядом с ней села Мари. Девушка не спрашивала, как Волкова себя чувствует — всё итак было понятно, и слова были лишними. Рыжая словно чувствовала боль подруги — может, потому что год назад тоже волновалась за жизнь самого дорогого человечка. Того, который был оставлен на дедушку, активно отращивал зубы и готовился выносить мозг будущим поклонникам. И в момент, когда Демид позвонил, чтобы сообщить ужасные новости, Мари очень легко, почти играючи, поставила себя на место Лены.
Так что она молча протянула руку и сжала ладонь подруги, которая всё еще хранила следы засохшей крови Грозного. Того самого, судьба которого волновала всю его семью.
Кстати, о семье…
— Кто-нибудь звонил его родителям? — спросила Мари, поднимая глаза на Демида.
Тот покачал головой:
— Я не хочу их волновать раньше времени. Сперва мы должны хоть что-то узнать.
— А что с тем уродом, который стрелял в Фимыча? — поинтересовался Дима Мухин.
Глаза армяна метали молнии, а кулаки были сжаты так сильно, что костяшки побелели. Ему не терпелось отправиться на поиски обидчика его друга, и лично разобраться с ним. Горячая кровь парня жаждала возмездия.
— Моя мама осталась с ним, — хриплым голосом ответила Лена, — Сказала, что вызовет полицию.
— Мы можем ей верить? — приподнял бровь Андрей.
Об отношениях Волковой с матерью он был наслышан. Как и о том, что Кошелева не одобряла новые отношения дочери.
Лена же, вспомнив взгляд матери, кивнула:
— Да. Она — чудовище, но преступника покрывать не будет. Её репутация итак будет запятнана, ведь никто из нас молчать не станет. Если моя мать начнет выгораживать Костю — это лишь усугубит её положение в обществе. На такой риск она пойти точно не решится.
Спорить с Волковой никто не стал. Вместо этого ребята разместились на не слишком удобных стульях и приготовились к долгому, томительному ожиданию. Все понимали, что операция может затянуться на много часов.
— А вы заметили, что мы в эту клинику, как на работу, приезжаем каждую весну? — явно желая разрядить атмосферу, спросил Денис.
— Ага, — кивнул его близнец, — Третий год подряд уже.
Все парни переглянулись и вынуждены были согласиться с братьями Русовыми. Они действительно, словно подчиняясь какой-то традиции, совершали рейды в учреждения. Сперва это было рождение Сабины, спустя год родителями стали Мари и Андрей. И вот, третья поездка…
— Вот только повод в этот раз мне не очень нравится, — озвучил общую мысль Демид.
Молчаливое согласие было ему ответом. Подхватив общее настроение, Андрей, который переживал также сильно, как и остальные, решил высказаться:
— А если серьезно — вам не кажется, что наша жизнь напоминает какую-то мыльную оперу? Серьезно — у нас каждый год что-то происходит. То машины сбивают, то детей похищают, теперь вот ранение. А дальше что? Демида украдут поклонницы, свяжут стрингами и массово изнасилуют? И всё это действо, разумеется, снимут на камеру. Кот же у нас любит всё подряд снимать.
— Знаешь, главное, чтобы не поклонники всё это с ним проделали, — хмыкнув, добавил Мухин, — Потому что такой фильм я смотреть точно не хочу.
— Да вы задрали! — рявкнул Демид под слегка нервный смех друзей.
Лена слабо улыбнулась. Что-то неизменно — даже в моменты крайнего эмоционального напряжения ребята продолжают шутить над Котом.
— Простите меня, — негромко произнесла Волкова, — Я принесла вам новые проблемы. Мне жаль.
— Глупости не говори, — тут же отреагировал капитан команды, — Мы любим тебя, как родную.
— Да, — с готовностью кивнула Мари, — Ты стала частью нашей семьи. И нет ничего, что мы бы не смогли преодолеть вместе.
Сглотнув, Лена окинула взглядом приемный покой. На неё смотрели все — кто-то ободряюще улыбался, а кто-то просто выражал взглядом поддержку, и словно говорил — не бойся ничего, всё будет хорошо. Девушка моргнула, чувствуя, что глаза начинают слезиться и лишь кивнула, выдавливая из себя благодарную улыбку. Нельзя раскисать. Нужно было ждать.
За окном уже стемнело, но ребята продолжали сидеть в клинике, в ожидании вестей. Близнецы два раза успели сбегать всем за кофе, а Мари уснула, положив голову супругу на плечо. Операция длилась уже пять часов, но новостей так и не было. И, судя по тому, какие взгляды бросали в их сторону пробегавшие медсестры, жать им предстояло еще долго.
Лена продолжала сидеть на стуле, сжав руки в кулаки. К кофе она не притронулась — её итак била легкая дрожь, кофеин бы лишь ухудшил её состояние. Девушка так и не помыла руки — она в принципе не рисковала выходить из комнаты, боясь пропустить появление врача. Она не чувствовала усталости, естественные потребности также были сдвинуты на второй план. Всё, что занимало её мысли — это Ефим и его жизнь.
Девушка прокручивала в голове все воспоминания, связанные с любимым, пытаясь хоть как-то отвлечься от суровой действительности. Перед ее глазами, словно фильм, проносились кадры их совместной жизни. Их первые встречи, которые незаметно переросли в настоящие свидания, побеги через окно фитнес-зала, ночь в клубе, проникновение на охраняемую территорию, эксперимент с краской и танцами. У них было так много вечеров, и одновременно их было ничтожно мало. Потому что они оба были уверены, что у них еще полно времени, и они всё успеют.
Однако, в тот момент, сидя в клинике, чувствуя, как засыхает на её футболке и коже кровь любимого человека, Лена отчетливо понимала — этого всего может и не быть. Не будет вечеров в мастерской, совместных завтраков, закатов, которые бьют в окно на чердаке, и всего того, что они планировали, но не успели воплотить в жизнь.
Даже её развода — и того не будет. Потому что Волкова была уверена — если Ефим умрет, то и ее тоже не станет. Она просто не сможет жить в мире, в котором больше не будет любимого. Не тогда, когда она познала, какого это — жить с человеком, которого любишь больше, чем саму жизнь. Когда каждое прикосновение дарит тепло, поцелуи заменяют еду и воду, а дышать можешь лишь рядом с любимым.