Весна художника
Шрифт:
Согласно загудев, все потянулись в сторону выхода. Лена, бросив на меня короткий взгляд, последовала было всеобщему примеру, но док остановил её со словами:
— Ленок, ты оставайся. Я ведь обещал тебе, что ты сможешь проводить тут столько времени, сколько пожелаешь. Диван для тебя принесут чуть позже.
Улыбнувшись напоследок, Олег вышел, прикрыв за собой дверь, и мы, наконец-то остались вдвоем. Осознав это, я не сдержался и улыбнулся настолько широко, что рот вполне мог треснуть. После чего, поймав ладонь Лены и прижав её к своим губам, не слишком внятно спросил:
— Ну, как ты, моя хорошая?
Волкова высвободила ладонь, несмотря на мой ярый протест и, прижав её к моей щеке, мягко улыбнулась:
— Явно лучше, чем ты.
— Мне нравится, что ты снова улыбаешься, — признался я честно, — Мне в какой-то момент показалось, что ты так и не сбросишь со своего личика эту маску грусти и вселенской скорби.
— Как бы ни старалась… с тобой грустить не выходит, — Лена коротко смеется, но отголоски грусти в этом предложении все же выдают ее.
Я всегда замечал малейшие изменения в её настроении — изучил Волкову за месяцы нашего знакомства. Поэтому, попытавшись чуть приподняться и вновь не преуспев в этом, я спросил, не пытаясь прикрыть напускным весельем и глядя ей в глаза самым серьезным взглядом, на который только был способен:
— Ты ведь знаешь, что я тебя в обиду не дам, правда? И тебе не стоит ни о чем беспокоиться?
Лена кивнула, заправляя за ухо прядь золотистых волос:
— Еще бы. Только я не за себя беспокоюсь. Все стало так сложно. Только мне кажется, что все получится, как происходит что-то еще… и становится только хуже. Я боюсь улыбаться, Фим.
— Глупая, — ласково протянул я, глядя на свою любимую с теми самыми чувствами, которые посетили меня еще в самый первый миг, как я увидел её — восхищением и нежностью, — Ты не должна больше ничего и никого бояться. Я ведь рядом.
— Да, и посмотри, что из этого вышло, — Волкова прикусила губу, бросая красноречивый взгляд на мою больничную робу и белые бинты, — Ты чуть не погиб прошлой ночью.
— Я сейчас, может, глупость скажу, — хмыкнул я, — Но я прошлой ночью чувствовал себя как никогда живым. Прятаться, скрываться, бояться каждого вдоха и шага — это всё было не моим. Я не такой человек, мне всё это чуждо. И, в момент, когда я начал реально бороться за тебя, за нас — я почувствовал, что живу. Лен, — я сжал в руке её тонкие пальчики, — Я не боюсь умирать. Я погибал каждый день, пытаясь найти тебя. И теперь, когда это случилось — я чувствую себя не просто живым, а бессмертным.
— Вот только это чувство не стало настоящим щитом, и пули всё еще могут здорово навредить тебе, — пробормотала Лена, — Если ты умрешь, то больше никого не останется, ради кого я хотела бы улыбаться.
Мне не нравилось, куда шел этот разговор. Минуты нашего уединения всегда должны быть полны радости, а не горя и сожалений. Однако, я понимал, что мне нужно задать еще, как минимум, два вопроса, которые будут неприятны моей девушке. Но от суровой реальности нам некуда было деться. Мы уже не раз совершали эту ошибку — забывали о существовании других людей, и в итоге всё скатывалось в одну бездонную задницу. Пришло время стать чуть умнее и начать учиться на собственных ошибках.
Поэтому, прочистив горло, я осторожно спросил:
— Ты знаешь, что с горе-стрелком?
Чуть вздрогнув, Лена кивнула и ответила:
— Арестован. Ему предъявят обвинение. Оказалось, что парочка наших соседей всё видели и обратились в полицию, — заметив мой недоуменный взгляд, девушка пояснила, — Мама звонила утром. Сказала, что не будет выгораживать Костю.
В ее голосе звенели недовольные нотки, и я честно не мог понять причин такого настроения. Ведь, по хорошему, нам обоим следовало радоваться, что Волков заперт и в ближайшее время выбраться и попытаться снова отравить нам жизнь у него не получится.
Поэтому, я заметил нарочито небрежным тоном:
— Ты как будто недовольна таким раскладом.
Но Лена покачала головой:
— Нет, вовсе нет. Я чувствую невероятное облегчение. Ведь я освободилась от его власти. Вот только Костя, как оказалось, уже давно переписал весь свой бизнес на меня, выставив себя моим доверенным лицом.
Хм. На место встал еще один паззл. Теперь стало ясно, почему этот мудак так отчаянно не хотел отпускать Лену. Ведь, официально он был вроде как нищим. Идиот. Да Волкова была готова последнюю рубашку ему отдать, лишь бы отвязался. А уж бизнес, который нам обоим был не нужен — что-то мне подсказывало, что моя девушка была не настолько меркантильной, и с легкой душой переписала бы всё имущество на него.
— Мама, помимо основного, — продолжила рассказывать Лена, отвлекая меня от своих мыслей, — Добавила, что пока активы заморожены — всё должны проверить следователи. Но это чистая формальность, ведь по документам Костя вообще к деньгам никакого отношения не имеет. И после этого от меня требуют, чтобы я возглавила компанию. Полный бред.
Да уж, здесь наши мысли сошлись. Лена, при всём своем упрямстве, хитрости и изворотливости, на роль бизнес-вумен не подходила. Она была слишком чистой для всего этого, слишком невинной. И немного наивной, если честно — настолько, что её смог бы обворовать даже посыльный. Нет, у моей любимой был довольно пытливый ум, и она смогла бы потянуть какое-нибудь маленькое предприятие, типа галереи или небольшого магазина, но никак не многомиллионную корпорацию.
— И, что ты ответила на это своей маме?
Лена пожала плечами:
— Сказала, что как только получу доступ к бумагам — перепишу всё на неё. И пусть делает с этими бумагами, что хочет — кладет в сейф, сжигает в камине, подтирается. Мне плевать.
Я присвистнул, чувствуя, как от этого действия в груди чуть тянет от боли:
— Вау. Это…довольно грубо.
— Зато честно.
Почесав небритый подбородок, я задал второй волнующий меня вопрос:
— Вы не помирились с матерью?
— Ты имеешь в виду — не простила ли я её за то, что она отравляла мою жизнь и косвенно стала причиной того, что мой любимый мужчина оказался в больнице? — уточнила Волкова чуть более резким, чем того требовала ситуация, тоном, — Нет. Она, к слову, тоже сказала, что всё еще не одобряет мой выбор. Но добавила, что больше вмешиваться не будет, и позволит мне самой разрушить свою жизнь. Очень мило с её стороны. Думаю, можно смело сказать, что наши отношения изжили себя.
Я не мог понять, как Лена относится к этому. Для меня самого связь с семьей была очень важна, и своих родителей я любил, да и они, как ни странно, отвечали мне взаимностью. Поддерживали меня, принимали таким вот неотесанным порой пнем, каким я, собственно, и был. Поэтому, сложись у меня в жизни подобная картина, я бы, как минимум, переживал. Но Лена была другой. У неё никогда не было той связи с родителями, которая, на мой взгляд, должна быть у каждого ребенка. Она не выглядела расстроенной, но мне всё равно показалось, что отголосок грусти мелькнул в её глазах.