Весна на Одере
Шрифт:
Он прибыл вместе с Бюрке и считался одним из самых надежных работников. Однако работой своей он был недоволен: очень опасная и, по правде говоря, почти бесцельная работа. Об этом он откровенно сказал Винкелю. Правда, они добывают здесь важные сведения о сосредоточениях и передвижениях русских войск, вызывают авиацию, но авиация не прилетает... Нужна взрывчатка, а взрывчатки нет. Даже табаком не могут нас снабдить... который день не курим... В общем там, в Берлине, здорово обделались!..
О Бюрке Гинце отзывался с уважением и оттенком страха.
– Если бы все немцы были такие,
– Он сподвижник Отто Скорцени и в каких только делах не участвовал! Его, говорят, сам фюрер хорошо знает, Бюрке служил одно время в его личной охране. Большой человек!
Они медленно шли по мягкой, сырой хвое.
– Нас тут много?
– спросил Винкель.
– Какое много! Всего, наверно, человек пятьдесят разных агентов... Остальные разбежались кто куда.
"Ну и разведчик, - подумал Винкель презрительно.
– Болтун!.."
– А Петера вы знаете?
– решился спросить Винкель.
Гинце зашептал:
– Видел его однажды... "Петер" - это кличка. А кто он, неизвестно. Тоже крупная птица... Это особая группа... Они русским языком владеют и действуют, переодевшись в русскую форму. Я слышал о них кое-что...
Сделали привал. У Гинце оказались две фляги с вином. Выпили и закусили. Гинце сказал:
– Они ликвидируют отставших русских солдат-одиночек и...
– Гинце приблизил рот к самому уху Винкеля, - и не только русских... Только смотрите, никому не рассказывайте, что я вам сказал... Да, да, хотите верьте, хотите нет... немецких женщин и детей...
Винкель широко раскрыл глаза.
– Зачем?
– спросил он.
– Особое задание, - веско сказал Гинце, весьма довольный тем, что ему удалось поразить профессионального разведчика.
– Прекрасный материал для министерства пропаганды... Знаете, общественное мнение - это важная штука...
Пошли дальше. Кругом было очень тихо, только далеко на севере гремела артиллерия и по небу изредка бегали бледные лучи прожекторов.
– Мы тут недалеко в лесу оборудовали посадочную площадку, - сказал Гинце.
– Но самолеты еще не прилетали ни разу. Я их жду с нетерпением... Может быть, отец добьется, чтобы меня перевели на другую работу... Жду приказа, а его все нет.
Вскоре показалось селение Липпенэ, расположенное между двумя озерами, на железной дороге. Винкель и Гинце пробирались в тени железнодорожной насыпи. На рельсах стояли составы, груженные артиллерией и танками. По-видимому, поезда, шедшие на фронт и захваченные русскими. Так и стояли эти орудия на платформах, ни разу не выстрелив. Возле платформ прогуливались русские часовые с автоматами в руках.
Гинце и Винкель осторожно перебрались через рельсы и пошли к видневшемуся неподалеку озеру. На берегу его, возле мельницы, стоял домик. Они вошли. Хозяин, местный житель, железнодорожник, встретил их не особенно гостеприимно, даже сесть не пригласил, а сразу плотно закрыл за собой дверь и с места в карьер начал выкладывать свои новости: прошло по дороге на Пириц столько-то русских машин, танков, пехоты. На днях неподалеку расположился русский аэродром, там не меньше полусотни самолетов, двухмоторных. В озере Вендельзее вчера утром купались русские солдаты... Да. Несмотря на холод... Русские осматривали железную дорогу, говорят, пустят ее в ход в ближайшее время.
Нервозность хозяина вскоре объяснилась. Когда Гинце, рассевшись на диване, выразил желание часок-другой отдохнуть здесь, хозяин посоветовал им поскорее убираться, так как он вчера зарегистрировался у советского коменданта как член национал-социалистской партии.
Гинце вскочил, как ужаленный.
– Зачем вы это сделали?
– спросил он.
– Приказ советского командования, - сказал хозяин угрюмо.
– А не выполнить я не мог. Все равно донесут соседи.
Гинце и Винкель поторопились покинуть дом железнодорожника. Обогнули озеро, потом еще одно озеро и леском пошли по направлению к деревне Цоллен. Оказалось, что Гинце имел поручение побывать в этой деревне. Вероятно, там их будет ожидать Диринг, который направляется куда-то по важным делам.
В крестьянском домике на восточной окраине деревни никого не оказалось. Дверь была не заперта, и они вошли туда. Гинце удивленно протянул:
– Куда же все подевались?
Они вышли во двор и совсем уже собрались уходить, когда дверца расположенного во дворе каменного погреба приоткрылась и оттуда появился не кто иной, как сам Фриц Бюрке.
– Кто там пришел?
– спросил он.
– Это мы, Гинце и Винкель, - робко ответил Гинце.
Вслед за Бюрке из погреба вышли хозяин и хозяйка. Они молча прошли мимо разведчиков и скрылись в доме. Гинце и Винкель, вытянувшись, ждали, что им скажет "шеф". Бюрке тяжело уселся на валявшуюся возле погребка колоду и прохрипел:
– Кончено. Засыпались. Я ранен в руку... Что же вы стоите? продолжал он, помолчав.
– Садитесь. Подумаем, что делать. Макс убит. Петер убит. Лебе и еще четверо захвачены. Кто-то нас выдал...
Бюрке поднялся и, пошатываясь, пошел к погребу. Гинце и Винкель двинулись вслед за ним. В погребе было сыро и воняло гнилой капустой. Впрочем, хозяева, видимо, пытались создать здесь какой-то уют: в углу стояли столик, кресло. Горела лампа. Тень Бюрке причудливо колыхалась на сводчатом потолке.
Бюрке сказал:
– Нам надо уходить поскорее. Уже теперь русским наверняка известны все наши явочные квартиры.
Посидели молча. Бюрке все разглядывал свою забинтованную кисть.
– Плохо, - сказал он. Он боялся заражения крови, газовой гангрены. Он был очень мнителен.
То был уже не прежний Бюрке, и Винкель сразу заметил это. Он держался довольно тихо, каждые пять минут вспоминал Диринга, которого, видимо, любил. Подробностей захвата русскими винных погребов он не стал рассказывать. Ясно, кто-то выдал или сами русские выследили. Отстреливались полчаса. Бюрке и еще двое спаслись, убежали, но в темноте потеряли друг друга. Радиостанция и важные бумаги попали к русским. Надо удирать.