Весна в Крыму (Преображение России - 15)
Шрифт:
Тут же выпрыгнула она из своего фаэтона и подошла к нему.
Жемарин - он был без пенсне и потому несколько странен на вид, обрадовался ей чрезвычайно. Даже слезы на его подслеповатых глазах заметила она и приписала их этой именно радости.
– Вы? Невероятно!.. Какими судьбами?
– А вы какими?
– шаловливо спросила она.
– Я еду к себе домой, в Москву, а вы?
– Я только в Симферополь... А где же ваше пенсне?
– Там осталось где-то... возле вашего дома...
– Упало, и вы его не нашли?
– Я его искал, и под ногами что-то хрустнуло... По всей вероятности я его раздавил... А в аптеке тут хотел купить новое, - оказалось - нет... Доеду до Симферополя, - прямо в оптический магазин.
Тут он приблизил свое лицо к ее, чтобы разглядеть ее лучше, и добавил встревоженно:
– А почему у вас глаза так блестят? Вы не больны ли? Только при повышенной температуре могут быть у людей такие глаза.
– У меня и в самом деле повышенная температура, - тут же согласилась с ним она и еще радостнее улыбнулась. Потом, взяв за руку, отвела его на несколько шагов и добавила, понизив голос:
– Это у меня не от болезни, - что вы вздумали! Это от счастья, что я уехала!
– То есть, как "уехала"?
– не понял он.
– То есть, совсем: и от мужа и из его дома!
– И куда же? К кому же?
– вдруг так и засиял Жемарин, и слезы переполнили его глаза и покатились по щекам. И снова они показались Наталье Львовне слезами радости, и ответила она вполне безжалостно:
– Не к вам, конечно, так как не думала вас даже и встретить тут на дороге. А к тому, - да, действительно, к тому, кого, может быть, и не встречу совсем!
– Вы сказали "от мужа", - значит, действительно ваш муж приехал, и это он меня... толкнул за дверь, - он?
– очень возбужденно, хотя и не повышая голоса, заговорил Жемарин, и брови его заерзали по лбу.
– Конечно, муж... А вы как подумали?
– И Наталье Львовне тоже пришлось поднять брови и округлить глаза, когда Жемарин ответил:
– Я думал, представьте себе, мне от неожиданности показалось, что в ваш дом проникли грабители...
– Та-ак, - протянула Наталья Львовна.
– И какой же у вас тогда план действий?
– Я хотел тут же бежать в полицию, заявить об этом.
– Вот был бы театральный трюк!.. Однако вы одумались?
– Одумался, совершенно верно... Ведь вы мне говорили, что ваш муж на фронте, - вот я и догадался потом, что это именно он приехал, когда вы сидели на скамейке на набережной. Я только не мог понять одного, - и сейчас не понимаю, признаться, - как он мог меня увидеть...
– По его словам, разглядел вас в дверную щелку, куда почтальон письма и газеты просовывал, - объяснила Наталья Львовна.
– А-а... Вот в чем тут был секрет!.. А что догадка моя была правильна, я уж на другой день услышал: говорил кто-то, какая-то женщина.
– Эта женщина была, конечно, Пелагея, - кто же еще. Ну, хорошо, об этом довольно. Это мне больше совсем не нужно.
И, смотря прямо в слезящиеся глаза Жемарина, сквозь них и даже сквозь лесистую гору перед собою, Наталья Львовна добавила:
– А если я не встречу, кого хочу встретить, то... то, может быть, меня примут в труппу. Могут ведь принять, хотя бы сначала и на выходные роли, как вы думаете?
И, не дожидаясь, что ответит Жемарин, ответила себе сама:
– Конечно, примут!
– и головой прикачнула уверенно.
– На сцену? А-а!.. Тогда вам лучше всего в Москву!
– очень оживился Жемарин и даже взялся за рукав ее шубки, как бы с намерением помочь ей доехать до Москвы, но она коротко отозвалась на это:
– Нет там у меня знакомых...
Она почувствовала себя даже как бы оскорбленной им, этим любителем старинных построек: он не поверил в то, что ей суждена удача! И она отвернулась от него и пошла к своему фаэтону, где Силантий встретил ее бодро:
– Коней напувал... по две цибарки выпили, - вот какая у нас дорога, сейчас поедем, сидайте.
– А у них там что такое случилось?
– кивнула Наталья Львовна в сторону другого фаэтона.
Силантий махнул широко рукой.
– Раз плоха справа, куда же ты едешь и людей берешь!.. Шина лопнула в двух местах, проволокой ее чинит, а ехать еще верстов сорок... На полчаса раньше всех поехал, а приедет на час або на два позже, - вот что у него случилось. Сидайте, эй!
– крикнул он в сторону Черекчи и Гелиади.
Когда Наталья Львовна прощалась с Жемариным, он поцеловал ее руку, и на эту руку упала его слеза.
6
Поднимались на перевал шагом. На этом участке шоссе Наталье Львовне отчетливо были видны щедро освещенные то синеватые, то почему-то оранжевые скалы на ближайшей половине ровной, как стол, вершины Чатырдага. Кое-где между скалами ярко белели полосы снега. Это было величественно и казалось очень близко. Наталья Львовна так и сказала об этом Силантию:
– А Чатырдаг-то, красавец какой! И совсем он близехонько!
Но на это Силантий отозвался, крутнув головой:
– Глазком-то видно, да ножкам обидно... С перевала туда люди ходили, какие приезжие, - пойдут, так на цельный день... Теперь уж не ходят тут, на фронте ходят.
Зато очень оживился Силантий, когда встретились три огромных дилижанса с сеном. Он даже остановил свою пару, сам слез с козел.
Сено чудесно пахло, и Наталья Львовна поняла Силантия, когда он подошел к первому возу, выхватил клок сена и стал его нюхать и разбирать руками. Но он минут пять стоял и говорил с хозяином сена, а когда сел снова, сообщительно обратился к ней: