Шрифт:
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Преображение России
Эпопея
Весна в Крыму
Роман
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
Содержание
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Примечания
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Было утро 20 февраля 1917 года, когда художник Алексей Фомич Сыромолотов сказал за чаем своей молоденькой жене:
– Ну, Надя, сегодня я решил поставить точку. Свою "Демонстрацию перед Зимним дворцом" считаю вполне законченной. Ни одного мазка добавить к ней не могу и даже боюсь, чтобы не засушить.
– А что это значит "засушить"?
– спросила Надя, некрупная, русоволосая, с голубыми спокойными глазами, начавшая уже убирать со стола лишнюю посуду.
– Вот на-а! Не знает, что значит "засушить"!
– с виду как бы удивился Алексей Фомич.
– Это значит переборщить, перемудрить, а в результате испортить картину... Начнет художнику казаться, что вот бы добавить еще такую деталь, а в ней, в этой детали, совсем никакой надобности нет, а есть только прямой вред: упрется зритель в нее глазами, и ее, эту деталь-то, он, конечно, разглядит, а целое упустит... Из-за деревьев леса не заметит! Из-за букашек и таракашек - слона!.. Каждая деталь должна в одну общую цель стрелять, а не раскорячиваться самовольно и неизвестно, зачем именно!
Алексей Фомич встал и сделал по столовой несколько медленных и тяжелых шагов, отчего зазвенели на столе стаканы, и, увидя, что Надя взяла в руки полотенце, чтобы начать мыть в полоскатель-чашке и вытирать посуду, взял ее за руку и сказал:
– Брось-ка это, Надя, и давай посмотрим на картину как посторонние люди, но-о... знатоки искусства! Такие, что пальца им в рот не клади, откусят! Помаши-ка вот так рукой перед глазами и свою привычку к картине смахни, - поняла?.. Ты теперь не ты, а какая-нибудь Фелицата Кузьминишна, и не какая-нибудь так себе вообще, а тоже художница, вроде Виже Лебран, и можешь мне прописать ижицу!
– Не пойму, Алексей Фомич, что тебе еще от меня надо, - несколько недовольно сказала Надя, - я тебе, кажется, все сказала, что мне казалось нужным...
– Все?.. Вот как!.. А пер-спек-тива?
– И Алексей Фомич покачал влево и вправо головой.
– Какая такая перспектива?
– удивилась Надя, Алексей же Фомич почти испугался:
– Ты... жена художника... не знаешь... что называется перспективой?
– Ты мне никогда не говорил о ней, - защитилась, но покраснела Надя.
– Не говорил?.. Неужели не говорил?.. Значит, думал, что тебе это там, в твоей гимназии, говорил учитель рисования!.. А если он вам, девицам, не говорил, что такое перспектива, то почему же, спрашивается, его держали в гимназии? Что же это такое? Может быть, у тебя даже и чувства перспективы нет, а?
– Не знаю, есть или нет, - созналась Надя, сидевшая все еще с полотенцем в руках.
– Вот, например, что такое перспектива линейная, - так как есть еще и воздушная, - она касается красок. Видишь, - дверь: обе половинки закрыты... Какая фигура каждой половинки? Геометрию-то у вас преподавали?
– Прямоугольники это, - слегка вздохнув, не совсем уверенно ответила Надя.
– Прямоугольники, - очень хорошо!.. Хорошо, что не сказала: квадраты... А если эту половинку я открою, то какая фигура получится тогда?
И Алексей Фомич открыл дверь и впился испытующим взглядом в растерявшиеся от неожиданности глаза Нади.
– Какая же фигура может получиться из прямоугольника, кроме того же прямоугольника?
– проговорила Надя.
– Ведь это не из ниточки прямоугольник, а из доски.
– Та-ак!
– очень пренебрежительным тоном протянул Алексей Фомич.
– Ты, кажется, вздумал меня расспрашивать?
– и отвернулась недовольно Надя и от двери и от мужа, но приняться за мытье стаканов и блюдечек ей не удалось: Алексей Фомич поднял ее сзади под мышки, поставил прямо перед дверью и сказал не рассерженно, а спокойно:
– Смотри в оба и убедись, что не прямоугольник, а трапеция. Причем неравнобокая, - это тоже заметь.
– Почему трапеция, - не понимаю!
Так как это непонимание прочитал на лице жены Алексей Фомич еще раньше, чем она в нем призналась, то он вынул карандаш из бокового кармана тужурки и подал ей:
– Вот - меряй!.. Возьми его так, левый глаз прищурь и меряй заднюю линию двери и потом переднюю... Меряй внимательно, а не кое-как! Отметь ногтем на карандаше, где задняя, где передняя линия...
Надя внимательно поглядела на мужа, - не шутит ли, - потом, поняв, что не шутит, принялась измерять карандашом обе линии двери и, наконец, сказала удивленно:
– А ведь ты, Алексей Фомич, действительно прав!
– Как всегда!.. Добавь это: как всегда! Да, наконец, ты это и по верхнему углу могла бы заметить без всякого измерения... Видишь, куда он опустился сравнительно с передним углом? Вот это и есть закон перспективы: в науке - быть, а в искусстве - казаться!.. А профессор живописи Зорянко, чтобы вколотить в головы своих учеников законы перспективы, приносил в класс веревки и натягивал их на аршин от пола вперекрест, поперек и вдоль, чтобы получилось подобие паркета: сидите или стойте, но зарисуйте, что видите, в точности! А профессор Чистяков доказывал, что на исторической картине художника Лебедева "Боярский пир" человеку, который вносит на блюдах лебедя, совершенно нет места на полу: идет по воздуху!.. Вот что такое линейная перспектива! Быть и казаться! Быть и казаться!.. А если бы не было этого самого "казаться", то не могло бы быть и никакого искусства!
– Хорошо, перспектива, - но почему же так?
– продолжала недоумевать Надя.
– Таково устройство нашего глаза. А как устроен наш глаз, это ты тоже должна была узнать в своей гимназии. Хотя, конечно, можно представить, как у вас проходилась физика! Ну, после такого вступления пойдем в мастерскую!
Надя повесила было полотенце на стул, но в это время раздался оглушительный лай овчарки Джона, и оба они повернулись к окнам, выходящим на двор.
Джон был в передней, скреб лапой входную дверь и не переставал лаять, а на дворе показалась какая-то хлипкая, сутулая фигура явно духовного звания.
– Какой-то поп!
– определила Надя.
– Да-а... Что-то в этом роде... Зачем же ко мне поп, раз я еще пока жив?
– недоумевал Алексей Фомич.
– Я пойду его встречу, а ты, Алексей Фомич, уведи Джонни на кухню, а то кабы не порвал!
И оба пошли в переднюю, причем Сыромолотов бурчал на ходу:
– Может быть, это он с фронта и что-нибудь насчет Вани сказать хочет?
Фигура духовного звания оказалась дьяконом, по имени Никандром, приехавшим из городка на южном берегу.