Весна
Шрифт:
Я передаю это Лене, Леня, понятно, «не возражает». Согласен на это и Иван Константинович.
Все дни до субботы мы с Леней гадаем: кого это Шнир и Степа собираются направить к нам для нашего вразумления?
— Наверное, кого-нибудь из революционеров. Как ты думаешь? — спрашивает Леня.
Я ничего не думаю, потому что ничего не знаю, — так же, впрочем, как и Леня. Но почему-то у меня все время мелькает смутная догадка: в субботу к нам придет… нет, глупости! Не надо загадывать. Придет — тогда и увидим, кто пришел.
Но в субботу, когда все уже собрались, приходит Александр Степанович Ветлугин. А ведь мы его не приглашали! Правда, он
Вот тут я наконец понимаю: да, догадки мои оказались правильными.
— Вы, говорят, прочитали книгу «Андрей Кожухов» и у вас возникли разные сомнения, разногласия, да? — обращается к нам Александр Степанович. — Что ж, выкладывайте А я постараюсь помочь вам разобраться в трудных вопросах.
Как просто и ясно объясняет Александр Степанович все трудное! Да, Гриша во многом был прав. События, описанные в книге «Андрей Кожухов», в самом деле происходили более чем двадцать лет назад. Герои книги — Андрей Кожухов, Борис, Зина, Таня, Василий — были народовольцы, члены революционной партии «Народная воля». Народовольцы неправильно понимали смысл исторических событий и задачи революции. Они не понимали, что революционная борьба в России — это классовая борьба: рабочий класс борется против класса своих угнетателей — царя, помещиков, фабрикантов. Народовольцы думали, что борьбу эту они, народовольцы, могут вести одни, без участия рабочего класса, помимо самих рабочих. Народовольцы считали, что при помощи террора они уничтожат одну часть врагов рабочего класса и запугают другую часть их, свергнут царя и поднесут рабочим готовую победу, одержанную не с ними и без их участия.
Однако расчеты народовольцев не оправдались. Несмотря на проявленный ими удивительный героизм, народовольцы все-таки потерпели поражение: после некоторого периода растерянности царское правительство расправилось с народовольцами при помощи виселиц, тюрем, ссылки и почти подавило их деятельность.
Сейчас партии «Народная воля» больше нет. Есть партия социалистов-революционеров, во многом продолжающих линию народовольцев.
Социалистам-революционерам противостоят марксисты, партия социал-демократов. Социал-демократы считают, что борьба рабочего класса за свое освобождение от эксплуатации должна быть делом рабочего класса, а не изолированной группы заговорщиков-террористов.
Революционеры, социал-демократы должны помогать рабочим организоваться, углублять и расширять рабочее движение, которое в конце концов приведет рабочий класс России — да и всего мира! — к полной победе!
— Все это, — заканчивает свои объяснения Александр Степанович, — я рассказал вам самым беглым и кратким образом.
Если вы интересуетесь этими вопросами, желаете узнать о них подробнее и глубже, — пожалуйста, я к вашим услугам. В субботние вечера я могу заниматься с вами основами политической экономии, историей рабочего движения, объяснениями его политических задач…
Так рождается наш кружок.
Глава тринадцатая. МАМА НЕДОВОЛЬНА
Мама очень недовольна И самое грустное: недовольна мной!
Все во мне ей не нравится!
Почему я — ведь, слава богу, девочка из приличной и культурной семьи!.. — почему я такая неприличная и некультурная?
Невоспитанная, как дворник. Размахиваю руками, как маляр.
Смеюсь, как пожарный. Топаю, как ломовой извозчик и даже как его лошадь. Почему?
— Ни капли женственности! — огорчается мама. — Напялит на себя что попало и как попало — и побежала! Обожает старье, ненавидит новое платье.
А конечно же ненавижу! Неудобно в новом…
И вот мама решает приучать меня бывать в «приличном обществе». И везет меня с собой на вечер к нашим знакомым — Липским.
Вообще-то я Липских люблю — в особенности, хозяйку дома Раису Львовну, очень красивую и удивительно нежную. И поначалу мне даже показалось интересно побывать у них в гостях.
Но вышло так, что настроение мое испортилось заранее, — и все это из-за мамы!
Для первого моего «выезда в свет» мама велела мне обновить голубенькую блузочку, еще ни разу не надеванную. Блузка оказалась тесна. Да к тому же мама ядовито сострила: «Постарайся не протереть локтей в первый же вечер!» Правда, я часто протираю коричневое форменное платье именно в локтях — каждую новую «форму» портниха шьет мне с двумя парами запасных рукавов. Ну и что же из этого следует? Совершенно так же обстоит дело у всех моих подруг. Вероятно, хрупкость рукавов — это вроде как закон природы, и тут не над чем насмехаться.
Дальше — мама собственноручно соорудила мне для выезда в гости новую прическу. Вместо гладко причесанной головы со спускающейся по спине заплетенной косой (да, да, я теперь гладенькая, детские мои «кудлы» давно позабыты, и коса у меня выросла густая, красивая, каштановая, чуть с рыжинкой) мама взбила мне на лбу челку и заколола косу красивым узлом на затылке.
Все это было началом моих бедствий. Новое платье и новую прическу надо примерять и пробовать до того, как едешь в гости или в театр, — вот так, как объезжают лошадей. А то эти новые платья и прическа весь вечер брыкаются, как необъезженные кони. Челка на лбу — чудо маминого искусства! — растрепалась еще по дороге к Липским и чем дальше, тем все больше напоминала небольшую швабру. Шпильки, которыми мама так элегантно заколола косу, мало-помалу, незаметно выскользнули на пол, — изящный и грациозный узел волос мотался на затылке из стороны в сторону, как дачная балконная парусина под дождем и ветром. Тесная новая блузка бессовестно резала под мышками.
Из-за этого я непроизвольно подергивала плечами, — по маминому выражению, «чесалась, как больной мопс»…
В довершение всего, я все время помнила, что я должна вести себя не как дворник, не как пожарный, не как ломовой извозчик и даже не как его лошадь, — и это окончательно повергало меня в уныние.
На вечере у Липских оказалось невыносимо скучно. Даже мама назавтра говорила, что меня взяли зря, так как это был вечер «для взрослых». Взрослые сразу уселись за карточные столы: играли в винт, преферанс, дамы сражались в стукалку и тертельмертель. А молодежь… но никакой молодежи, кроме одной меня, не было.
Но зато была одна старуха гостья, не играющая в карты, и она вконец отравила мне вечер! Умоляя хозяйку «не беспокоиться» о ней, она несколько раз повторила:
— Нет, нет, душечка, Раиса Львовна! Я прелестно проведу вечер с Сашенькой! Я обожаю учащуюся молодежь, обожаю!
Мне здесь очень уютно.
Когда Раиса Львовна, послушавшись ее, ушла и оставила нас вдвоем, Пиковая Дама (так я мысленно назвала старуху) весело подмигнула мне:
— Ну, расскажите, расскажите мне про ваши школьные шалости. Я это обожаю!