Весна
Шрифт:
По лицу шуршит мягкая ветка. Он рядом, скользит между рук. Сзади слышатся первые ноты. Эти ноты знакомы. От дома звучат еле слышно. Знакомы. Их слышал недавно. Знал название с уст кого-то из взрослых. Еле слышно.
“Времена года", "Весна". Да точно, вот теперь они громче. Мотылёк убежал – догонять. Он мечется в воздухе. Мечутся зелень, глина, листва. Всё пропитано музыкой. Она оглушительна, от неё всё горит в голове.
Это он – мотылёк. Он летит. Всё огромно. Огромны цветы и трава. И бесчинствует музыка. Вивальди, Вивальди. Вдаль уносится
Из плена памяти всегда вытаскивал Джек. Возбуждённо, разгневанно. Держа ошейник в зубах.
Да, пора. Город зажигал свои фонари, но его жители в страхе оставляли улицы, стремясь укрыться за стенами зданий. И Спирит и Джек наведывались в город.
Воздух ночи. Уверенные шаги в темноте. Редкие нервные звуки в царящем безмолвии. Джек и Спирит ощущали себя обладателями города. Но бежали случайных встреч. Сторонились даже бездомных собак, поднимавших трусливый лай. Даже света огней. Они любили быть только вдвоём. Вместе с ночью. Свежестью. И свободой.
Джек никогда не желал возвращаться. Обиженно шёл позади. Спирит ускорял свой шаг. Если прелюдия была удачной, она станет волшебной, когда уступит место сонате.
Слегка разогрев свое тело, вернуться на кресло. Сложить свои ноги в крест. Опереть поясницу на спинку, вытянутую, как жердь. Ощутить, или поверить, что ощущаешь, змеистый рисунок на спине. Почувствовать, как легонько, едва, качается вершина дома. Еле-еле, как дышит глубоко спящий ребенок. В восторге раскачиваться вместе с ней. Ожидать, как вокруг начнет качаться и кружить Москва, её небо, земля, весь Мир и…
Размеренный ритм пришёл к Спириту через долгие годы. Пришёл, казалось, навсегда, потому что теперь, как будто, ничего не могло его сбить. И вдруг какая-то мелочь, ворвавшись внезапно, отравила всё.
Первый раз она была перед ним какие-то секунды. Распущенные русые волосы. Огромные серые глаза. В этих глазах – изумление, ужас, тревога, любопытство, сомнение, боль. Какие-то секунды. С тех пор она была рядом постоянно.
Сосредоточенный в асанах, способный отрешиться от всего Мира, он, плотно сомкнув веки, видел её, и плавность его отточенных движений нарушалась. Он не рисковал бросить взгляд в окно, чтобы снова не думать только об одном, она живет в этом городе и сейчас где-то в его кутерьме.
Не мог уснуть оттого, что слышал в своём доме запах её волос. Ворочался, укладывался так и эдак, вставал. Растревоженный Джек рычал и лаял на него. Такого труда стоило забыться. Но не забыть о ней. Давно, давно, давно, очень давно Спирит не ведал, что такое эти жалкие сны, сны других, не знавших странствий, а она постоянно снилась ему, он летел и летел непонятной дорогой к ней, чтобы сказать: "Я хочу тебя видеть. Мы встретимся завтра". Завтра! Завтра! Завтра! Просыпаясь с этим завтра. Поздно. Нарушив весь свой день. Вставая с вялостью членов, слипшимися ресницами. Кидаясь за работу и постоянно в раздражении бросая нить. Её взгляд сковывал пальцы. Чтобы наверстать, выполнить заказы, которыми
Отдых?! Всё время помнить о ней. Видеть её лицо, какая б не звучала мелодия. Джек, прежде спасавший от ненужных мыслей, не мог помочь, в играх с ним Спирит без конца вспоминал. Без конца прокручивал в голове их единственный разговор. Искал в нём значенье. Какое значенье? На прогулках шёл туда, где однажды брели с ней вместе. Так, что Джек успел привыкнуть к этому и первым бежал в те места.
И – это было невыносимо. Она шагнула за грань. Этот Мир и Тот не стыковывались никогда и ни в чём. Во всяком случае, образы этого Мира никогда не переходили – Туда. Он помнил о ней, Там. Повторял её имя. Аня. Анна. Аня, Аня, Аня, Аня. Повторял, даже не имея рта. Лишённый памяти и сознанья.
И боялся, боялся, что это случится опять. Возвращаясь назад, в Мир прелюдий, он будет помнить только о ней, желать только увидеть её вновь, не желать ничего больше, и – провалится куда-то вовне, вне видений и вне Мира, туда, где можно с ней говорить, и знать она слышит. Слышит она – русоволосая девушка, что живёт здесь, в одной из квартир в прямоугольных домах, русоволосая девушка, такая, как все, русоволосая девушка из яви. Он провалится и захочет, как тогда, сказать: "Мы увидимся завтра". Не задумываясь – зачем?
Ужасно повторить этот бессмысленный шаг, то, что сделал случайно, просто не предполагая, что такое возможно, оттого, что привык никогда и ни в чём не создавать сознанью преград, не думать, не управлять собой, подчиняться тому, что возникнет внутри, обращаясь к виденьям.
Ужасно! Потому, что такие шаги могли увести ещё дальше. Он и так не мог собой овладеть.
Как раз тогда, когда начал жить, как мечтал, как уже не надеялся.
Когда поверил – не будет дороги назад. Ведь всё, что в нём самом тянулось к обыденности, умерло. Даже перестало быть утратой.
Запах женщины не должен управлять его волей. Владеть его мыслями. Чужие глаза не должны превращать в марионетку, пляшущую в опьянении от их мимолетного вниманья, готовую на любые жертвы, чтоб это вниманье удержать.
Что он мог ждать от неё? Новых разочарований? Новых мук? Да отдаленья от снов, риска их потерять. Тогда зачем?
Она сама, как ни мало могла понять его, какие-то его слова, произнесла это вслух.
Зачем? Зачем? Зачем?
Он думал, старые колебания умерли? Он уже сделал выбор? Не должен больше страдать?
Выбор совершается каждый день. Его путь невозможен без боли.
Забыть. Сколько бы она не возникала в сознаньи, отстраняться. Без гнева, но неустанно, направлять свои мысли прочь. Ни на секунду не сбивать свой ритм.
Да это возможно, для него это легко. Ведь он отрешился давно от того, что было сильнее. Что владело его существом. Среди тех, кто окружал его в яви, он не знал никого, кто был бы равен ему в управлении собственными помыслами.
Наваждение оставалось с ним.
Крепло.