Весною на север, Чулков Георгий Иванович

Весною на север

1908 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Лирика

Багряный сев

Весна

Не бойся, мальчик мой, не плачь! Иди ко мне, мой гость желанный. Смотри: на ветке — черный грач, Весны глашатай неустанный. Пойдем-ка в хижину скорей. Грохочет звонко половодье, И плещет в солнце меж камней Русалок пенное отродье. Омою ножки я вином, И поцелую мягкий локон; Под шум весенний мы уснем У распахнутых настежь окон. И там — во сне — увидишь ты: Воскреснут на живых полянах Преображенные цветы В лучах сверкающих и рдяных. Весна над нами прошумит Освобожденными крылами, Деревья, солнце и гранит Зажгутся новыми огнями.

Жатва

Она идет по рыжим полям; В руках ее серп. У нее на челе багряный шрам — Царский герб. Мерно ступают босые ноги, — Тихо и мерно, По меже, по узкой дороге, Но верной. Она идет по рыжим полям, Смеется. Увидит ее василек — улыбнется, Нагнется. Придет она и к нам — Веселая. Навестит наши храмы и села. На червленой дороге Шуршат-шепчут ей травы. И виновный, и правый Нищей царице — в ноги. Наточим острых кос мы, Скосим золотые стебли — Овес ли, хлеб ли: Любо нам, яро! А царицыны красные космы Горят огнем-пожаром. Отдадим мы царице покос, Пусть пьянеет душистым сеном; И до утренних рос, Утомим ее радостным пленом.

III

Пьяный бор к воде склонился, Берег кровью обагрился: Солнце стадо над рекой, Солнце рдеет над рекой. Взмахи вижу сильных весел, Кто-то камень в воду бросил… Снова тягостная тишь; Над водою спит камыш. Не хочу унылой доли, Сердце жаждет дикой воли, Воли царственных орлов. Прочь от мертвых берегов!

Качели

Im Himmel! ich glaube, ich falle!

Richard Dehmel.

Я на качелях высоко летаю. Высоко! Далеко! Вновь сладостный миг! Снова я падаю, снова мечтаю. Высоко над всеми я радость постиг. Снова над озером, садом я ныне, И криком веселым приветствую мир… Вольно мне в этой прозрачной пустыне, И радостен в небе божественный пир. Я в непрестанном и пьяном стремленье… Мечтанья, порывы — и вера, и сон. Трепетно-сладко до боли паденье, — Мгновенье — деревьев я вижу уклон, И нового неба ко мне приближенье, — И рвется из сердца от радости стон, — О, миг искушенья! О, солнечный звон!

Я слышу: ветер повеял в поле, И стебли плачут о новой воле, И Кто-то Странный пришел и сеет, Пришел и сеет веселый сев. А солнце в небе пожаром рдеет, И льется в небе любви напев: Из плена, из плена — на волю! Расторгнем и время, и долю — Печальную долю земли. О, солнце! О, солнце! Внемли!

Зарево

Дымятся обнаженные поля, И зарево горит над сжатой полосою. Пустынная, пустынная земля, Опустошенная косою! И чудится за лесом темный крик, И край небес поник: Я угадал вас, дни свершенья! Я — ваш, безумные виденья! О зарево, пылай! Труби, трубач! И песней зарево встречай. А ты, мой друг, не плачь: Иди по утренней росе, Молись кровавой полосе.

VII

Поэт

Вяч. Иванову

Твоя Музыка слов — пенный вал, Твоя напевность — влага моря, Где, с волнами сурово споря, Ты смерть любовью побеждал. Твоя душа — как дух Загрея, Что, в страсти горней пламенея, Ведет к вершине золотой Твоей поэзии слепой. О друг и брат и мой вожатый, Учитель мудрый, светлый вождь, Твой стих — лучистый и крылатый — Как солнечный лучистый дождь; И опьяненная свирель — Как ярый хмель.

VIII

Дымитесь, священные смолы! Наступает последний день. Ударит молот тяжелый, И покроет вас черная тень. Весенние пьяные долы Хороводом встречают нас; Дымитесь, священные смолы! Наступает последний час.

Пастух

На сонном пастбище глухонемой земли Бродил подолгу я среди овец покорных: Так пастырем я был: за мною овцы шли, Искали трав живых меж горьких трав и сорных. И морды влажные доверчивых овец, И шерсть курчавая и стройность тонких ножек Мне радовали взор. Трудился я — пришлец, — Чуждаясь, как всегда, протоптанных дорожек. А в дни осенние, когда златился лист, Я любовался вновь красой земных излучин; Мечту таила грудь. Был воздух серебрист. Я радостно бродил со стадом неразлучен. Но вот — Горящий Куст: пробил желанный час Услышал голос я — Иеговы веленья. За мной, мои стада! Веду на жертву вас… Мы кровью искупим смиренные томленья.

Печаль

Я на темных полях до рассвета блуждал Со слепою подругой моей. Где-то в лунной дали меднотрубный сигнал, Как угроза, сурово и долго звучал, Нарушая безмолвье полей. Колыхался вокруг млечно-серый туман, И окутала все непонятная сеть, Я был пьян от земли и от воздуха пьян, И был сладок предутренний, тонкий дурман; И хотелось молиться и петь. И — бледнея — слепая подруга моя Непонятно и тихо склонилась к земле. Умерла до рассвета подруга моя, На траве заросились одежды края, И рука забелела во мгле.

Приникни, милая, к стеклу, Вглядись в таинственную мглу: Вон там за темною стеной Стоит, таится спутник мой. Я долго шел, и по пятам Он тихо следовал за мной. И на углу был стройный храм. Я видел белые лучи Едва мерцающей свечи; Я видел странный бледный лик И перед ним, как раб, поник. Приникни, милая, к стеклу, Вглядись в таинственную мглу. Он за стеною там стоит, Молчит темнеющий гранит. Но мы — вдвоем с тобой, вдвоем… Мы будем жить? Мы не умрем?

1 2 3 4