Кремнистый путь, Чулков Георгий Иванович

Кремнистый путь

1904 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Зарницы

Одни зарницы огневые, Воспламеняясь чередой, Как демоны глухонемые, Ведут беседу меж собой. Тютчев

Вступление

Я хочу и я буду кричать среди звуков безумья и слез; И мои диссонансы нужны — возрожденье израненных грез. Я гармонию вашу порву, разорву ее сладкий напев; Я ни роз, ни венца не приму от народа, от юношей, дев. Я стою на скале. Я высок. Не достанут меня палачи; И напрасно глупцы мне кричат: замолчи, замолчи, замолчи! И мой стон, и мой вопль, и мой крик — это путь

от равнины к звезде И везде мой разлад я ношу — в небесах, на земле и в воде. Я познал окрыленный чертог на пороге безбрежных ночей; Я в разладе моем одинок: я не ваш, я не их, я ничей!

Диссонансы

Луч узорный, запах знойный, Убегающая тень. Хмурый лик и дух нестройный,— Разногласия ступень. Птица в небе блещет, реет: Насекомые звенят. Мысль упорствует, немеет,— Грезы алчные томят. Все так ярко, все так стройно; Все рождает и творит; А в душе так беспокойно,— Что-то черное стучит. И в зачатье, с упоеньем, Все стихийно, все светло. Для меня же все — сомненье: Было все и все прошло.

«Под тяжелыми пластами…»

Под тяжелыми пластами, Среди хмурых, грозных стен. В полумраке, с молотками, Мы идем от смен до смен. Наши жизни, наши силы С нами вместе в глубь идут. Там, где мраморные жилы, Наши кости отдохнут. Нас раздавят камни, скалы, В прах вотрет стопа иных. Уголь, яхонты, опалы — Вместо вольностей степных. Правда ль это? Неужели Не сумеем отомстить? Неужели мы без цели Будем жить, чтобы не жить? Поднимайте тяжкий молот И дробите камни стен; Тот, кто горд, и тот, кто молод, Презирает прах и тлен. Под тяжелыми пластами Среди хмурых, грозных стен, В полумраке, с молотками, Мы идем от смен до смен.

«Среди черных сновидений…»

Среди черных сновидений, Среди криков и борьбы, Я пришел к вам привиденьем Роковой, слепой судьбы. Я пришел, как демон ада, Освящая кровью путь; Я несу огонь разлада, Чтобы им во тьме сверкнуть. Пусть плещется вокруг меня Толпа кудрявых волн; Скалой стою, любовь кляня, Надменностию полн. И ласке я шальной волны Уж не поверю ввек; Мои мечты, как смерть, вольны, Я вольный человек!

«Звуки труб…»

Звуки труб Унылые, Тени дум Постылые! В прах метнитеся, Испылитеся! Я — разгневанный, Окровавленный; Я — измученный, Я — раздавленный. Стоны труб Унылые, Тени дум Постылые! Испылитеся, В прах метнитеся.

Тайга

На берегу Амги, когда по ней шуга, Сверкая, как алмаз, теснилась между скал, Я увидал тебя, владычица Тайга. Я понял твой язык, тебя я разгадал. Ты грозная стоишь, предчувствуя во сне Грядущие дела раздвинувшихся стен; Познала тайны ты и их открыла мне, Мне — страстному борцу за право перемен. И я вошел в тебя, упал на грудь земли, Со стоном, скрежеща, я бился среди мха, — И был я, как

и ты, корявый и в пыли, И стала вся земля покорна и тиха. И падал первый снег, убранство долгих дней; Смешалися мечты, свернулися листы; Мне чудился порыв разгневанных ночей; Смутилася душа, нахмурились кусты… Ты, брови надвинув, стоишь И, снега убравшись венцом. В пространство надменно глядишь, С землей обручившись кольцом. Ты молот подъемлешь на миг, Ты хочешь кольчугу ковать; Напрасно! Судьбу я постиг: Не смеешь ты цепи сорвать. И ныне под шепот кудрявых берез, Ропот колючих ветвей, В сказке таежной живу среди грез, Чуждый людей… Всклокочена, как леший твой — таежное дитя Мохнатую вздымаешь грудь, Вздыхая, жаждешь ты все прошлое вернуть, В борьбе с насилием, за раны мстя.

«Люблю я вас, дети, и ваши забавы…»

Люблю я вас, дети, и ваши забавы, Люблю ваши слезы, капризы и смех. Вы чисты, как боги; как боги, вы правы. Не нужно вам правды, не нужен вам грех. Кровавые пытки, удары и муки — Для вас это сказка, для вас это бред. Цветы вас пленяют, вас радуют звуки; Сомненье вам чуждо, разлада в вас нет.

Каинит

Ушел я в глубь распавшихся времен, И в недрах меркнущих мгновений Стою беззвучьем окрылен. Я не хочу толпящихся сомнений, Я — каинит, восстания глава, Я — отблеск дьявольских видений. Напрасна лживая молва Рабов божественного плена: Кровавые дрожат слова! Отступники немого тлена, Горите вы в сиянье голубом. Постыдных дней живительная смена! Я не умру раздавленным рабом, Погибну я, восставший, как борец; Я горд собой, своим умом, — Я знанья луч, предвечности творец.

«Не хочу я напрасного…»

Не хочу я напрасного Искажения грез; Много есть и прекрасного Среди гнева и слез. Пусть приводы и молоты Мстить сумеют за честь, И о гибели золота Пусть узнают все весть. Не хочу я обратного Совершенья пути,— И от ложа развратного Я хочу отойти. Не хочу подражания — Боязливости грез; И пойму я желания Среди гнева и слез.

«По тесной улице, взиравшей безучастно…»

По тесной улице, взиравшей безучастно, Я шел угрюмый, жаждущий, больной; Звучала тьма упреками напрасно… Я шел угрюмый, жаждущий, больной, Фигуры темные скользили торопливо; Мне голос чудился невнятный, неземной… Фигуры темные скользили торопливо; Дрожал усталый свет печальных фонарей; Шли женщины безумные пугливо… Дрожал усталый свет печальных фонарей; Звучала тьма упреками напрасно, Зияя глубиной открывшихся очей. И было все преступно, сладострастно…

«В узком коридоре, ощупью-рукой…»

В узком коридоре, ощупью-рукой, Я блуждал объятый жадною тоской; Я блуждал в смятенье между темных стен Не было движений, непрерывных смен. И впотьмах набрел я на любовь земли, Женщину нашел я на полу, в пыли; С нею в страсти корчась, стали мы играть, — И успел покров я с Вечности сорвать. Но лица не видел женщины я той, Был я с ней, как раньше, страстный и слепой. И опять пошел я вдоль немой стены, И опять мне снились тягостные сны.

1 2 3 4 5 6 7-16