Веспасиан. Трибун Рима
Шрифт:
Очнувшись от раздумий, юноша заметил, что далеко опередил своих, и решил подождать здесь, среди гробниц. Он слез с коня, привязал его к небольшому деревцу, сел, завернувшись в плащ, и стал лениво наблюдать за проезжающими. Через некоторое время рядом с ним с дороги съехал фургон, извергнувший из своих недр целое семейство в сопровождении домашних рабов. Последние проворно поставили перед небольшим, недавно построенным склепом стол и стулья. Глава семейства совершил возлияние и произнес молитву, после чего домочадцы уселись за пикник, предлагая обитателю гробницы разделить с ними праздник, поставив для него еду и питье. Веспасиан наблюдал за курьезной трапезой умершего родича и семьи, которая относилась к покойнику как к живому, не обращая ни малейшего внимания на оживленную дорогу, шумящую в нескольких футах от них. Похоже, даже смерть не в силах умалить почет, оказываемый гражданину, вся судьба которого была посвящена служению своему роду и Риму.
Спектакль подошел к концу, когда Веспасиан услышал голос брата.
– Ты о чем думал, маленькое дерьмо, рассевшись тут на обочине как ни в чем не бывало? – проревел тот. – Решил потягаться с местными головорезами и поселиться среди гробниц? – Сабин спрыгнул с коня и пнул брата в бедро. – Да мать с ума чуть не сошла из-за твоего побега!
Подоспел Тит.
– Что, во имя Гадеса, на тебя нашло, Веспасиан? Ты хоть представляешь, как опасно путешествовать по этим дорогам в одиночку, пусть даже они и такие оживленные? Кто из путников остановится и придет на помощь парню, попавшему в беду? Только круглый дурак, да и тот подумает. Никто в здравом уме не станет рисковать жизнью ради чужака, даже если заметит, как тебя убивают за каким-нибудь из надгробий!
– Извини, отец, – сказал Веспасиан, потирая ногу и поднимаясь. – Я понятия не имел… Сабин только что сказал.
– Садись на лошадь и проси прощения у матери! – рявкнул Тит.
Юноша сделал как велено, но не перестал думать о том покойнике в гробнице. Будет ли он, Веспасиан, удостоен когда-либо такой чести?
По мере приближения к перекрестку с Номентанской дорогой, находящемуся в полумиле от Коллинских ворот, через которые им предстояло попасть в город, движение становилось все более плотным. Гробницы, продолжавшие тянуться по обеим сторонам, превратились, по сути, в трущобы, населенные городским отребьем, не имеющим возможности найти себе приют в самой столице. Смрад от их вонючих жилищ, сколоченных из обрезков досок и обтянутых кусками мешковины, только усугублял вонь от готовящегося на кострах варева, поэтому каждый глоток воздуха превращался в неизбежную пытку.
До городских стен оставалось всего несколько сот шагов. Масштаб укреплений поражал – неприступная кирпичная гора вздымалась к самому небу. К северу от города, в паре миль правее от них, Веспасиан видел изящные, шестидесятифутовой высоты арки недавно построенного акведука Аква Вирго. Здесь, на Марсовых полях, заканчивалось двадцатитрехмильное путешествие, которое проделывала чистейшая вода из источника, указанного, как гласила легенда, страдающим от жажды после жестокой битвы римским воинам, некоей юной девой.
Шум толпы вкупе с грохотом обитых железом колес бесчисленных тележек и фургонов, влекомых ревущими животными, достиг крещендо в том месте, где две дороги в буквальном смысле сталкивались друг с другом. Веспасиан озирал этот невообразимый хаос – люди, повозки и упряжки сновали во всех направлениях, выворачивая на дорогу. Никто не хотел уступать, потому как это означало не только задержку, но и жестокий толчок от напирающего сзади транспорта.
Бывшие легионеры теперь заняли место во главе семейного каравана, крепкими шестами прокладывая путь к Номентанской дороге. Когда удалось свернуть на нее, движение пошло быстрее, поскольку фургоны и повозки торговцев, въезд которым в столицу днем не дозволялся, стали съезжать на обочины и вставать, дожидаясь захода солнца. Как только наступит ночь, они продолжат путь, и стук колес и крики возниц гарантировали, что тишина не опустится на улицы Рима ни в какой час дня или ночи.
Неподалеку от Коллинских ворот Тит договорился о носилках для Веспасии, на которых ей предстояло въехать в город. В эту минуту сзади послышался низкий гул трубы и крики столь громкие, что заглушили гомон. Обернувшись, Веспасиан различил украшенные красными конными гривами шлемы воинов кавалерийской турмы – подразделения всадников из тридцати человек, – прокладывающей путь через толпу.
– Нам лучше посторониться, – сказал Тит. – Похоже, это кавалеристы преторианской гвардии, а они бывают не слишком любезны, особенно когда сопровождают какую-либо важную персону.
Турма приближалась колонной по четыре в ряд. Белые рослые жеребцы с глазами навыкат, с выступившей на морде пеной, прокладывали себе путь, не останавливаясь ни перед чем. Любой недотепа, не убравшийся вовремя на обочину, получал от всадника удар плоской стороной меча или древком копья.
– Дорогу, дорогу! Императорское дело, уступите дорогу! – выкрикивал центурион.
Трубач издал новую руладу. Бронзовые нагрудники и окованные серебром шлемы гвардейцев блестели на солнце, красные с золотой окантовкой плащи развевались за спинами – все в этих воинах кричало о власти и богатстве императорской семьи, которую они призваны оберегать. Воины безупречно держали строй, их мускулистые бедра и икры плотно прилегали к потным бокам коней, удерживая скакунов строго по центру дороги. Посреди отряда виднелись носилки из дорогого дерева и слоновой кости, обитатели их скрывались от глаз за богатыми занавесями, на которых золотой и серебряной нитью были вышиты астрологические символы. С каждого из углов носилок выступал шест, за который их на высоте талии несли по три дюжих негра. Темнокожие двигались быстро, но так плавно, что носилки буквально плыли над дорогой, не причиняя драгоценным пассажирам даже секундного беспокойства. Такое искусство достигалась годами тренировки под бдительным оком надсмотрщика, щедро наказывающего за малейшую ошибку ударом хлыста.
Веспасиан наблюдал за имперским кортежем, спешащим по Номентанской дороге.
– Отец, кто это может быть – император?
– Нет, едва ли. Покидая Рим, Тиберий все чаще предпочитает проводить время на юге и никогда не въезжает в столицу с этого направления. Это, должно быть, кто-то из придворных, владеющий поместьями в горах на востоке, – ответил Тит, когда носилки поравнялись с Флавиями.
В этот миг какой-то пес с капающей из пасти пеной, очумевший от рева трубы и цоканья копыт, выскочил из-под тележки рядом с Веспасианом и метнулся к передовой группе негров. Клыки собаки вонзились в ляжку ближайшего к носилкам раба. Тот с воплем упал, отчаянно стараясь оторвать от себя взбесившееся животное. Товарищи несчастного резко остановились, в результате чего их ноша закачалась. Гвардейцы мигом окружили неподвижные носилки, нацелив острия копий на толпу. Декурион подъехал, чтобы выяснить ситуацию. Он окинул сцепившуюся пару взором и двумя быстрыми ударами копья положил конец тяготам обоих. Потом отдал гвардейцам резкий приказ вернуться в походный порядок, и колонна приготовилась следовать дальше.
Но прежде, чем это случилось, занавесь немного приоткрылась, и из-за нее выглянула юная девушка. У Веспасиана захватило дух – никогда не видел он подобной красоты. Густые черные волосы, контрастировавшие с безупречной белизной кожи, завитками ниспадали на резные плечи. На шее и ушах блестели драгоценные камни. Губы, полные и подведенные темно-розовой помадой, располагались на идеальном расстоянии между слегка вздернутым носиком и твердо очерченным, гордым подбородком. Но именно ее глаза, две сияющие голубые звезды, остановившиеся на юноше на несколько участившихся ударов сердца, заставили его забыть обо всем на свете. Потом личико скрылось, и носилки двинулись вперед.
Громкий хохот вернул юношу к реальности.
– Ты глянь, отец, твой младший сын застыл, разинув рот, как карп, извлеченный из сети рыболова, – заявил Сабин. – Полагаю, наш бедолага только что был сражен стрелой Купидона. И даю правую руку на отсечение, что знаю, кто она. Впрочем, толку от этого мало, до нее ему все равно не дотянуться.
Когда отец присоединился к смеху, Веспасиан густо покраснел.
– Таким потерянным я тебя еще никогда не видел, мой мальчик! – сказал Тит. – Надеюсь, ты не влюбился в нее, а? – Все еще фыркая от хохота, он знаком велел телохранителям продолжить путь.