Вестники Митры
Шрифт:
Пожав плечами, Конан отвернулся от сего малоинтересного зрелища и пошел к себе. Пока пин оплакивал сафьяновую коробочку, его охраннику следовало обдумать все произошедшее нынешней ночью, а затем и решить, что же делать дальше. Продолжать ли службу у благородного пина, нет ли… Сообщать ли Нассету через Ши Шелама о пропаже серебряной пчелы, нет ли… Может, попытаться самостоятельно найти коварную Илиану и толстозадого сердцееда Гана Табека?..
Тяжкий вздох наполнил могучую грудь юного варвара. Закрыв ладонями уши, дабы не слышать визгов огорченного Эбеля, он напряженно размышлял о дальнейших своих действиях. Собственно говоря, к решению он пришел уже там, в комнате пина. Ясно,
Что на уме у Гана Табека, киммерийца сейчас волновало гораздо меньше, ибо в этой парочке верховодила явно девица. А что творится на уме у женщины (равно как и в ее сердце), всегда было и останется загадкой для мужчины. И все-таки одно предположение у Конана имелось.
Прошлым вечером, перед самым походом на базар, он вышел из покоев купца и отправился вниз, в зал. Проходя мимо комнаты Гана Табека, он услышал его голос — на удивление не писклявый, а просто тонкий и вполне нормальный. «В Аките, — говорил сын Эбеля, — живет его дед. Он богаче нас втрое… К нему… Примет…» Вот и все, что удалось расслышать киммерийцу. Тогда он не подумал, о чем вел речь Ган Табек и к кому он обращался. Теперь же приходил к убеждению, что грабители направились именно в Акит, небольшой городишко в Туране, и вещал преступный сын для изменницы Илианы, и ни для кого более.
В Акит… Туда не было прямой дороги из Шадизара, но киммериец знал в округе все тропы, благо исходил их немало, и отлично представлял себе первоначальный путь беглецов. Если только они тоже знают те тропы, какие знает он… А в этом он никак не мог быть уверен. Все же оба прибыли в Замору из Шема, и лишь пину Эбелю известно, бывали ли они тут прежде… Но не спрашивать же его!
Конан протянул руку к бутыли лучшего вина достопочтенного пина (а ее похитил он, а вовсе не Илиана с Ганом Табеком) и отпил пару глотков. Вино и в самом деле хорошее. Жаль, что всего одна бутыль — шемит хранил ее для градоправителя Дара, но, поскольку тот слегка рехнулся, оставил себе. Сейчас волшебным ароматом и вкусом этого чудесного напитка наслаждался варвар, причем полагал сие справедливым. Эбелю довольно и обыкновенного красного, не велика птица…
За стеной постепенно затихали вопли пина — видно, Баат умудрился все же его успокоить. Наверняка теперь проспит до следующего вечера, а потом начнет мучить слуг, выискивая пособников…
Киммериец чуть повернул голову и посмотрел в окно. Там была такая плотная чернота, что даже кошка заблудилась бы в трех кипарисах. Так и бывает обычно в этих краях в середине ночи. Но Конану уже не раз приходилось бродить по Шадизару в эту пору, так что потеряться он не боялся — чего нельзя было сказать про Илиану и Гана Табека. Хотя они могли нанять проводника…
Конан ухмыльнулся, представив блуждающих в потемках девицу и безумца. Вот бы поглядеть на них сейчас!
Тут он поймал себя на том, что в пустых мыслях только теряет время. В конце концов, беглецы и впрямь должны были позаботиться о своем долгом путешествии заранее, а значит, кто-то здешний за небольшую плату ведет их на юго-восток, к Аренджуну, откуда затем легко добраться и до великого бескрайнего Турана…
Поставив бутыль на пол, рядом с тахтой, киммериец легко поднялся, облачился в тунику и кожаную куртку, подвесил к поясу меч и бесшумным шагом вышел из комнаты.
Гнедой, направляемый крепкой рукой киммерийца, уже достиг восточных
Он не стал убегать. Шадизар — его город. Так считал он с юношеской самоуверенностью, а посему был намерен остановиться, повернуться лицом к врагу и принять бой. Впрочем, сначала надо все же посмотреть, кто тут такой отважный…
Круто развернув гнедого, Конан помчался назад. Но, к его великому удивлению, а более негодованию, преследователи тоже круто развернули своих коней и тоже помчались назад. То есть они самым примитивным образом удирали от того, за кем гнались. Нет, этого варвар понять не мог…
Фыркнув, он снова поехал к восточным вратам. За городской стеной стояла на привале совершенная ночь. Здесь оказалось еще темнее, чем в Шадизаре. Ветер плясал, как взбесившийся туземец, то появляясь внезапно и сразу со всех четырех сторон, то исчезая в небесах — лишь на миг, а потом возвращался и с новой силой пускался в пляс. Черные густые волосы Конана спутались, длинные пряди лезли в глаза и в рот, так что ему пришлось остановиться и связать их на затылке в хвост. К этой неприятности тут же прибавилась еще одна: кожаная куртка на спине то и дело надувалась пузырем, словно парус, только волочил этот парус назад, а не вперед, как положено.
Отчаянно бранясь, Конан все же пришпорил коня. Он утешал себя мыслью, что Илиане с Ганом Табеком сейчас приходится ничуть не лучше, однако ветер от этого не слабел и ночь не светлела. Беззвездное черное небо окутало всю землю, все вокруг; оно застряло в ветвях дерев, и метилось путнику, что и к рассвету тьма не выпутается оттуда.
Головой врезаясь в буйный поток ветра, гнедой скакал по равнине. Вскоре уже Конан увидел вдалеке огни постоялого двора, коих близ Шадизара было не менее десятка. Два из них юный варвар обчистил всего пару лун назад, в содружестве с Ши Шеламом и торговцем Халимом (в свободное время сей достойный муж с удовольствием занимался грабежом), поэтому ему не больно-то хотелось снова показываться там. Но, кажется, те дома были чуть левее…
Обогнув небольшую апельсиновую рощу, всадник подъехал наконец к огромному и несуразному деревянному строению в два этажа. Свет горел только внизу, в одном окне, которое последний раз мылось, видимо, еще до рождения Конана. Спешившись, киммериец привязал усталого гнедого к частоколу и бесшумными шагами приблизился к окну.
Прямо посередине большой комнаты стоял не кто иной, как сам Ган Табек. Круглое лицо его уж не носило на себе печать безумия, а, напротив, было живо, умно и довольно. Полные губки (точь-в-точь как у отца) быстро двигались, а короткие пухлые ручки так и мелькали в воздухе — как видно, Ган Табек рассказывал что-то веселое. Своим бодрым видом он явно раздражал полусонного хозяина — тот исподлобья взирал на толстого гостя и, кажется, скрежетал зубами. Илиану Конан отсюда не видел.
Увы, и слов отсюда он разобрать не мог, а потому пришлось оставить надежду хоть что-нибудь подслушать и войти внутрь.
Лишь только огромная фигура юного варвара показалась в дверном проеме, как с Гана Табека мгновенно слетела вся его веселость. Круглое лицо вытянулось и стало похоже на дыню, только пучеглазую, а ручки взметнулись и прижались к груди так крепко, что сын купца даже вякнул.
Смерив его презрительным взглядом, Конан прошел к очагу и сел на скамью, уверенный в том, что беглецы уже никуда от него не денутся. Краем глаза он видел обоих, и этого было вполне достаточно.