Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
Поужинали варёными овощами с мясом, соблюдая полное молчание. Гунтер нервничал, побаиваясь предстоящего путешествия, ибо первый раз в жизни (если не считать истории с полётом от Англии к Нормандии) собирался вести машину на свой страх и риск. Мишель, старательно играя бесстрашного рыцаря, выкраивал на физиономии безразличное выражение, но изредка теребил поддетую под куртку кольчугу. Он почти не сомневался, что лёгкий доспех поможет ему в случае, если дракон вздумает заснуть в полёте и свалиться на землю. Казаков озабачивался совсем другим. Если что-то действительно пойдёт не так и неправильно,
— Значит, так! — первым нарушил излишне затянувшуюся паузу отец Колумбан, смотревший почему-то не на собеседников, а на привязанных к деревьям лошадей. — Как доберётесь, немедленно найдите человека, который возвращается во Францию или Нормандию. Отправьте мне депешу. Не хочу лишний раз беспокоиться за ваши дурные головы.
— Конечно, — кивнул рыцарь. — Я прослежу. Отправим пергамент папеньке, а уж господин барон всё передаст вам, святой отец. Благословение дадите?
— Благословляю, — старик быстро отмахнул в сторону трёх молодых людей крестное знамение. — Но… Но не буду вас наставлять. Господь сам распорядится. Опасайтесь одного: дьявол не есть победа плоти. Дьяволом обращаются гордыня и спесь вашего разума.
Отец Колумбан поднял глаза к чистому звёздному небу и тотчас перевёл взгляд на Гунтера:
— Близко к полуночи.
Германец задрал рукав тёплой куртки на меху и глянул на часы. Добрые швейцарские ходики показывали без четверти двенадцать.
Никакого сопливого прощания, к радости Гунтера, не было. Старец только приобнял сэра Мишеля, своего давнего воспитанника, перекрестил всех троих, бормоча какую-то латинскую молитву, и отошёл в сторону. Более знакомый с грядущими технологиями Сергей помог Гунтеру закрепить ремни парашюта, сам надел таковой, и наполовину жестами, наполовину словами уговорившись с сэром Мишелем через каждый час меняться местами, полез в кабину стрелка-радиста, предварительно забрав наушники и привешенный к ним чёрный микрофончик для того, чтобы переговариваться с Гунтером во время перелёта.
Устроились так: германец, разумеется, в передней кабине, со всем комфортом. Щёлкнули пряжки ремней. Сэр Мишель взгромоздился на измызганное высохшими коричневыми пятнами крови кресло стрелка, а Казаков змеёй свернулся у него под ногами, в пространстве задней части фюзеляжа, под стойкой пулемёта. Пожалуй, там было бы тесно даже сурку, но Сергей пока не жаловался — не пройдёт и часа, он погонит Мишеля с кресла и утрамбует в эту неудобную нору.
— Поехали?! — громко крикнул Гунтер, закрывая фонарь кабины и нажимая на кнопку замочка. — Поехали…
Он в последний раз махнул рукой отошедшему подальше святому отцу, включил зажигание, отжал рычаг газа и двигатель, несколько раз недовольно чихнув, взревел. Три лопасти винта обратились в призрачный круг.
«Только бы ни одной ямы по пути… — лихорадочно думал германец, хотя самолично, ещё днём, обследовал довольно ровное поле. Кочки, конечно, были,
Двигатель разогрелся и Гунтер ослабил педаль тормозов. Тяжёлый аппарат сдвинулся с места, полетели искры от костра, попавшего под воздушную струю, забеспокоились лошади, находившиеся под охраной святого Колумбана. Пилот вырулил из прикрывавшего самолёт ивняка на ровное место, приостановил машину и, дав движку возможность набрать требуемые обороты, резко отпустил «Юнкерс».
Машину затрясло, она рванулась вперёд, подпрыгивая на неровных бороздах травяного луга, впереди за стеклом сияла Полярная звезда. Гунтер плавно потянул штурвал на себя, безотказно поднялись элероны на крыльях и…
Тряска прекратилась, сменившись плавным покачиванием. Страшный дракон Люфтваффе, зубастое порождение двадцатого века, резко ушёл вверх, затем повалился на левое крыло, забирая к юго-востоку, а за спиной германца послышалась восторженно-испуганное уханье. Сэр Мишель успел разглядеть несколько редких огоньков внизу — папенькин замок, казавшийся в лунном свете маленькой чёрной коробочкой.
— Как дела? — в наушниках шлема послышался голос Казакова. — Наша консервная банка соизволила отправиться в полёт?
— Заткнись, — буркнул Гунтер, наблюдая за подсвеченным зеленоватым огоньком компасом. — Пока я не увижу впереди Орлеан, постарайся не отвлекать.
Отвлечение всё равно последовало. Ещё до того, как пикировщик набрал крейсерскую скорость и необходимую высоту, на всё нормандское поднебесье разнеслась странная песенка:
— Мы летим, ковыляя во мгле, Мы к родной подлетаем земле…— Чего-чего? — Гунтер при всём желании не понимал русский язык, но мелодия ему понравилась.
— Вся команда цела, И машина пришла, На честном слове И на одном крыле!..Вскоре, следуя уговору, в нору под пулемётное гнездо забрался сэр Мишель и сладко заснул — рыцаря чуток укачало. В кресле угнездился Сергей, поджав ноги и накинув капюшон, дабы защититься от ветра. Русский не уставал мотать головой направо-налево и всматриваться в черноту под самолётом.
— Глянь-ка на огоньки, пятнадцать градусов левее курса, — щёлкнула внутренняя рация и задумавшийся о чём-то своём Гунтер встрепенулся. — По-моему, замкнутая цепочка факелов.
— Орлеан, — уверенно ответил германец. — Освещение по периметру укреплений. Видишь, стены крепости чуть посветлее окружающей местности? Кажется, главный ориентир найден. А вот и река, — в голубовато-сером лунном свете заблестел широкий серп водного потока, на северном изгибе которого пристроился город Орлеан. — Всё, можешь отдыхать, дальше работаю я. Чего рыцарь?
— Дрыхнет, — рявкнул в наушниках весёлый голос. — Не пережил такого количества новых впечатлений. Ты бы слышал, как он при взлёте верещал! Понравилось феодалу.