Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
— Как ты думаешь, кто здесь главный? — Гунтер решил прибегнуть к логике. — В порту, я имею в виду?
Сэр Мишель задумался, несколько отрешённо взирая, как на борту стоявшей возле деревянного причала галеры двое господ, явно северян, ругались на чём свет стоит из-за какого-то якобы не вовремя возвращённого долга. Вслушиваться особо было неинтересно, но множество ярких и запоминающихся оборотов речи привлекали свой новизной и необычностью внимание рыцаря.
— Главный?.. — сэр Мишель с трудом оторвался от созерцания выяснения отношений между северянами, грозившего
— Кто даёт разрешение на выезд в Англию или такого разрешения у вас не положено?
— Откуда я знаю? — развёл руками рыцарь. — Когда года полтора назад я ездил в Уэльс, на турнир, который устраивал Овейн Гуиннедский, никакого разрешения не нужно было. Просто сел на корабль и поплыл!
— Тогда, — Гунтер потёр лоб тыльной стороной ладони, соображая, каким ещё способом можно отыскать этого проклятого Понтия. — Тогда давай спросим, когда уходил последний корабль в Англию. Понтий опережал нас не меньше, чем на сутки, и, если уехал, а не остался в городе, то, глядишь, кто-нибудь его запомнил.
Мимо рыцаря протолкалась пара каких-то мрачных личностей, облачённых в совершеннейшие рубища и тащивших по увесистому тюку. Судя по всему, эти люди работали в гавани на погрузке. Оба согнулись чуть ли не пополам под тяжестью тюков, на перемазанных, тёмных от загара лицах застыло выражение равнодушной тупости, и они сильно смахивали на двух заморённых осликов, нагруженных поклажей. Сэр Мишель, мигом ухватив мысль оруженосца, словил одного за рукав, так что работник пошатнулся, с трудом удерживая равновесие, и вопросил:
— Эй, ты, какой корабль недавно ушёл в Дувр?
Выражение лица человека тускло осветилось вниманием и всесогласием, которое свойственно самым низшим кастам общества при разговоре с благородными.
— Корабль?.. А как же, корабль… Судно. Ушло. В Дувр, — работник ронял слова бесцветным хрипловатым голосом, потихонечку отодвигаясь от рыцаря. Его товарищ продолжал неторопливое движение к галере.
— Когда? — рявкнул сэр Мишель, дёрнув засаленный перелатанный рукав. Гунтер наблюдал за сценой с умилением. Картина маслом: «Рыцарь и простолюдин.»
— В Дувр ушло. Как же… Судно. Парусное. Вчера. Не извольте гневаться… — несчастный говорил всё тише и тише, будто собирался упасть в обморок со страху.
Правая ладонь сэра Мишеля непроизвольно сжалась в кулак.
— Название? — учтя манеру собеседника разговаривать, тихо, но угрожающе спросил рыцарь.
— Так оно же сейчас в Дувре, — пролепетал бедняга, явно не понимая, чего от него хочет благородный рыцарь.
— Мишель, пойдём отсюда, — Гунтер потянул рыцаря за плечо, но в этот момент в разговор вмешался второй грузчик, остановившийся поодаль и крикнул:
— Медведь.
Сэр Мишель повернулся к нему:
— Ты кого имеешь в виду, ублюдок?
Названный ублюдком грузчик грустно поморгал глазами на рыцаря и пробормотал:
— «Медведем» корабль назывался, сударь.
Первый добавил:
— Не извольте гневаться…
«Страна идиотов, — мелькнула мысль у Гунтера. — Вот теперь это больше походит на Средневековье, знакомое мне по книгам. Ужас!»
На том разговор с работниками гавани и закончился. Оба потасканных типа понесли свои тюки по сходням на галеру, беспрестанно оглядываясь. Там уже слышались громкие подбадривающие крики, а цветистая ругань перешла в гортанное рычание — северяне всё-таки передрались.
Потом рыцарь вместе с оруженосцем толкались по всему порту, выспрашивая о корабле, именовавшемся «Медведь», но ничего путного не добились. Ну да, стоял такой торговый когг, имя хозяина его было Робин Саутем, а постоянно квартировал он в Дувре, возя товары и пассажиров из Англии во Францию. Отплыл вчера вечером, повёз груз льна и бочки с вином. Пассажиры были, а какие — никто не помнит. Вот и всё.
Вполне естественно, что бестолковая прогулка по Руанской гавани закончилась в мрачноватом и прокопчённом трактире с вдохновляющим названием «Голова сарацина». Таковая голова, вырезанная из дерева каким-то умельцем, обладавшим ярким воображением, торчала прямо из вывески, будто охотничий трофей — жутковатые глаза навыкате, ярко красные губы, обнажающие волчьи клыки, и косматые клочья чёрной овечьей шерсти, приляпанные на корявый череп. Выражение лица «сарацина» говорило со всей определённостью: «Не надо сюда ходить — обманут, обворуют и отравят!»
Но сэр Мишель, пребывавший в расстройстве чувств от постигшей его неудачи, не глядя, перебросил поводья лошади однорукому старику, прислуживавшему у коновязи, и рассеянно прошествовал в помещение. Шедший позади Гунтер, критически оглядев тёмный и воняющий солёной рыбой полуподвал с земляным полом и десятком почерневших от времени и чада столов, только глаза воздел в тоске. Это был самый мерзкий кабак из всех, какие пришлось видеть за минувшие с явления дракона Люфтваффе в двенадцатый век дни. Между прочим, упитанные, возмутительно осмелевшие тараканы, шнырявшие по столам, ничуть не отличались от своих собратьев из далёкого будущего.
Нельзя сказать, что трактир был забит до отказа — сейчас немногим за полдень и большинство людей занято повседневными делами, но в то же время около половины столов оказались несвободны, за ними сидели в основном люди военные — с полдесятка захудалых и, видимо, очень бедных, рыцарей, какие-то крепкие мужики с откровенно крестьянскими рожами, но в кольчугах и при оружии (Мишель потом объяснил, что это йомены, набранные в войско), да ещё несколько очень пьяных, но имевших несомненно уголовный вид, личностей.
Устало рухнув на скамью у одного из свободных столов, сэр Мишель саданул кулаком по крышке стола и воззвал:
— Хозяин!! Пива! Много!
Гунтер и сам был не прочь слегка промочить горло, но для порядка проворчал:
— Опять пьянствовать?
— Разумная необходимость, — вытянув кверху указательный палец, ответил сэр Мишель. — Думаю, пара кружечек нам не повредит. Ты был прав — в этом проклятом городе найти кого-нибудь невозможно…
— Ерунда, — отмахнулся Гунтер. — Сходим к… Кто главный в городе?