Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
— Да, я запомнил этого господина, — подтвердил султан и почему-то скривился. — Пожилой вежливый мужчина из франков. Очень умный. Но мне он не понравился. Гордец.
— Я выяснил, справляясь по нашим гербовникам, — проговорил маркграф, — что семьи де Гонтар в природе не существует. Нет замка, поместья, города или деревни с таким названием. Вообще! Ни в Европе, ни в Палестине или Византии! И слова такого нет, я спрашивал у учёных монахов, думая что это старинное понятие из наречий варваров, греков или иудеев…
— Человек назвался вымышленным именем, — развёл руками Салах-ад-Дин. — Это часто случается. Вот ты величаешь меня Юсуфом, хотя все другие люди привыкли к моему прозвищу.
Султан говорил истинную правду. Знаменитое на весь арабский мир «Салах-ад-Дин» переводилось как «Защитник веры». Правитель Египта получил это торжественное прозвание
— Я ещё несколько раз видел мессира де Гонтара в Тире и Триполи, — европеец, говоря, хмурился. — Он приезжал в гости к Райнольду. Кстати, я никогда не слышал его имени. Ты ведь знаешь, как у нас принято? Сначала ребёнку даётся имя святого покровителя или нескольких святых, потом следует прозвание рода. Вот я, например, Конрад-Оттон ди Монферрато… А тот всегда именовался только фамилией, и то придуманной. Де Гонтар. Будто нет у него никакого покровителя на небесах. Впрочем, это неважно, я так, к слову… Никто из моих соотечественников с господином де Гонтаром не знаком. Он никогда не появлялся в Иерусалиме, ограничиваясь редкими визитами на побережье. Общался только с Райнольдом — мои осведомители раза два или три видели их вместе. Не скрою, он действительно очень здравомыслящ и обходителен, истинный дворянин, судя по речам и знаниям. И всё одно производит странное впечатление. Этот человек есть, но его будто бы и нет.
— Он давал тебе советы? — вдруг поинтересовался султан, глядя в глаза собеседнику. — Помнится, когда Рено привёз этого Гонтара в Дамаск, я услышал от него дельную мысль, как справиться с бунтующим эмиром Эль Аламейна… Он неплохо знает арабов и разбирается в наших делах.
— Мне — нет, — отрёкся Конрад. — Зато у Райнольда после визитов де Гонтара постоянно возникают новые безумные идеи. Похоже, именно с подачи нашего incognito Шатильон придумал, как поссорить год назад кесаря византийцев с Исааком Комниным. Теперь стараниями Райнольда Кипр отделился от империи, ослабив Андроника, а это ничтожество Исаак провозгласил себя императором острова… Полагаю, де Гонтар не раз давал Шатильону хитроумные советы, значит, он отчасти знает о нашем плане. Но я ума не приложу, кто он такой и откуда взялся.
— Чей-нибудь соглядатай? — предположил Салах-ад-Дин. — Это может быть опасным. Если друг Рено подослан одним из ваших правителей, или — упаси нас Аллах от такого бедствия! — первосвященником Рима, всё пропало! Хотя…
Султан запнулся.
— Вот-вот, — продолжил за Салах-ад-Дина маркграф Конрад, — если бы де Гонтар трудился на благо Рима, меня давно бы отлучили от Церкви и, самое меньшее, тихонько прирезали бы или отравили. Никто в Апостольском граде, кроме двух всем обязанных королеве Элеоноре кардиналов — это наши высшие муллы — не подозревает о замысле. А если узнают до срока, объяснить, что я тружусь во благо Церкви и Веры, не получится — нынешний Папа отдаст приказ и… С курией Ватикана лучше не связываться. У них в распоряжении есть люди почище фидаев Старца Горы, знавал я одного такого… Хитрый сукин сын, да простится мне подобное высказывание. Варвар низкого происхождения, однако невероятно умён и столь же невероятно безжалостен. Сейчас он вроде в Англии… Хотя подобный человек очень пригодился бы здесь, в Палестине.
— Остаётся лишь уповать на милость Всевышнего и Милосерднейшего, — вздохнул султан. — Надеюсь, все твои подозрения — лишь дань долгой усталости и вечной тяжести, что легла на наши плечи. Итак, ты уезжаешь завтра утром?
— Да. Сначала в Вифлеем, потом через Аскалон домой, в Тир. Мне следует быть поближе к византийским берегам. Как только появятся новости — придёт гонец. Я строжайше приказал Шатильону сделать всё, чтобы Филипп и Ричард не мешкали, не задерживались в Европе, а как можно быстрее плыли в Палестину. Если выйдет новая задержка — поможет Элеонора Аквитанская. Во Франции и Византии ждут моих писем, и, как только ты атакуешь войско крестоносцев в Святой Земле и отрежешь его от моря, всё начнётся… Медлить более нельзя.
Хмурая башня Давида помалкивала, как и всегда, слушая беседу двух столь разных людей. Её залы и переходы были свидетелями многих таинственных разговоров, но сегодня, будь у древнего сооружения лицо, близкое
Часть вторая
Сколько стоит Крестовый поход
Глава шестая
Большое сердце льва…
В последнем десятилетии двенадцатого века никто не мог даже предположить, что могучая и славная династия Плантагенетов стоит в начале долгого пути, ведущего к гибели.
Родоначальником ныне правящей королевской семьи Англии стал человек, ещё при жизни превратившийся в легенду, нормандский герцог Вильгельм, получивший сразу два вошедших в историю прозвища — «Бастард» и «Завоеватель». Но завоевателем-то Вильгельм, если подходить юридически, никаким не был, ибо имел все права на английский трон, завещанный ему последним потомком англосаксонской династии, Эдуардом Исповедником. Но тут откуда-то появился Гарольд, дальний родственник благочестивого короля Эдуарда, возложил на себя корону, а законному наследнику пришлось собрать в Нормандии войско и высадиться на берегах Альбиона. Битва при Гастингсе, что бы там не говорили летописцы в позднейшие эпохи, представляя её как сражение английского народа с наглыми завоевателями, на самом деле являлась заурядным выяснением отношений между претендентами на престол.
Гарольд проиграл и проклял Вильгельма. Впрочем, все затеи англосакса всегда и постоянно заканчивались провалом, отчего он и получил огорчительное прозвание — Unfelix, Несчастливый. Всё решила следующая битва — при Сенлаке. Вильгельм короновался и основал многочисленную монаршую фамилию, из которой скоро выйдут и Эдуард I, начавший долгие и разорительные войны с Шотландией, и Эдуард III, чьими стараниями затянулся кровавый узел Столетней войны…
Проклятие короля Гарольда, о котором шептались при дворе, наверняка действовало. Почти каждый король из династии Вильгельма Бастарда постоянно воевал, страна нищала, бароны выражали недовольство, а крестьяне мёрли с голоду. Достаточно вспомнить кровопролитнейшую гражданскую войну 1142–1146 годов, когда племянник предыдущего короля, Стефан де Блуа, и вдовствующая королева Матильда в течении почти десяти лет оспаривали корону. Уж совсем тихим шёпотом в Лондоне передавали легенду о том, что тогда и прервалась прямая линия Завоевателя, ибо новый молодой король Генрих II являлся незаконным сыном Стефана и Матильды (чьим лирическим отношениям отнюдь не мешала война за трон), а отнюдь не потомком графа Анжуйского Жоффруа по прозвищу «Ветвь Дрока» — «Плантагенет».