Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
Месса между делом заканчивалась. Святейший Папа прочитал Коллекту, хор пел «Agnus Dei», освятили причастие и престарелый понтифик, шепча «Corpus Cristi», вложил просфоры в уста королей и их приближённых. Казаков, сменивший простенькое блио на роскошное одеяние наваррского двора, в сущности, был православным. Раньше он никогда не задумывался над различиями христианских церквей, да и не столь часто навещал храм. Но сегодня ему пришлось подумать, не изменяет ли он привычной религии, и после недолгой философии пришёл к выводу — да ничуть! Посему он спокойно принял причастие из рук Римского Папы, прочитав про себя старославянское «Отче нас, иже еси…» вместо латинского «Pater noster, qui es in caelis [57] …» и остался
57
«Отче наш, сущий на небесах…» (лат.)
Беренгария молилась истово, наверное, хотела, чтобы Господь помог ей обрести счастье в браке, которого пока, увы, не предвиделось. Ричард явно скучал, но пренебречь торжественной церемонией не мог, ибо идеальный рыцарь обязан быть набожным ради того, чтобы в будущем, подобно Галахаду, обрести Святой Грааль.
Сергей, не понимавший произносящиеся трескучим голосом Папы латинские тексты, потихоньку оглядывался. Ему очень нравились звуки органа и потрясающий хор, волна звуков могла в буквальном смысле сбить с ног, месса была одновременно строгой и торжественной, постоянно поминалось имя святого Ремигия, которое Казаков легко ловил на слух, в отличие от большинства других красивых, но абсолютно непонятных слов. Его хорошо научили английскому и англо-американским диалектам, однако латынь в Конторе не преподавали.
Из-за непонимания оставалось только незаметно глазеть по сторонам. Витражи, золото, мишура — Церковь на Сицилии живёт небедно, как, впрочем, и везде. Краснорожий Филипп, чтоб его сплющило, любитель пострелять из лука… До невероятия мужественная физиономия короля Танкреда, льняные локоны Ричарда, рядом стоят Элеонора с холодно-непроницаемым выражением лица и неизвестная дама лет тридцати пяти, очень похожая на королеву-мать, разве что гораздо моложе. Дама носит золотую корону и белые одеяния траура. Можно ошибаться сколько угодно, но с девяностопроцентным вероятием в храм пришла вдова бывшего повелителя Сицилии Вильгельма — Иоанна, старшая дочь Элеоноры.
Сразу за Ричардом кривит губы в приторной улыбочке молодой, до отвращения смазливый красавчик с тёмными, рассечёнными прямым пробором волосами и ниточкой аккуратно подстриженных усов. Выражение лица самое минорное, герб категорически незнаком — ни на один символ, старательно описанный сэром Мишелем новому оруженосцу, не смахивает. Фаворит? Вряд ли кого другого английский король поставил бы за своим правым плечом… А кто нынче фаворитом у Ричарда, если верить слухам? Правильно, менестрель Бертран де Борн из Аквитании. Надо полагать, это он и есть.
Множество дорогих одежд, гербов, золота, парчи, бархата и драгоценностей. От господ дворян разит волной благовонных втираний, перебивающей ладанный дым. Духи уже придумали, но они распространены только на арабском Востоке, европейские господа перебиваются сладко пахнущими мазями.
Лишь один Папа Римский Климент, как думалось, делал то, что должен. Если удавалось заглянуть в его старческие глаза, то было видно: мессу он служит не ради королей, а для кого-то Невидимого, присутствующего в храме. И надеется, что с помощью древних молитв собравшиеся здесь самодовольные хлыщи обретут то самое Царство Божие, о котором говорится в Писании или хотя бы будут почаще вспоминать о спасении души. Весьма немногие, по мнению Казакова, сейчас всем сердцем отдавались Силе, пришедшей в мир почти тысячу двести лет назад. Мирские интересы обарывали знаменитую религиозность Средневековья. Некоторые дворяне и их дамы даже умудрялись шептаться во время молитв, читаемых Папой.
«…И всё равно я не могу понять, к чему Элеоноре понадобилось приставлять меня к Беренгарии! — думал Казаков. — Охрана? Да кто я такой? Приезжий, иностранец, плохо знающий язык, ниже меня по дворянскому статусу разве что пажи… Познакомились только этим утром… Элеонора имеет основания хоть немного доверять нашему рыцарю — всё-таки он приятель английского канцлера, а Годфри —
Проникнуть в суть замысла Элеоноры господину оруженосцу так и не удалось. Королева только отдала ему несколько отчётливых приказов: всегда, когда Беренгария выходит из монастыря — на прогулку, в храм, едет в гости — мессир Серж должен находиться при ней и не отходить ни на шаг. В обществе следует носить цвета Наварры (Элеонора, кликнув одну из придворных дам, распорядилась подобрать приличные одежды, как гербовые, так и обычные). Нужно стараться делать всё для того, чтобы принцесса не горевала и не тосковала. Вам ясно, сударь?
Сударю было ясно то, что ничего не ясно.
Во-первых, столь развитой в будущем институт телохранителей в Европе ещё не возник (это на арабском Востоке, куда более цивилизованном и изощрённом, да в Византии вовсю практиковались личные стражи из особо доверенных людей). Сиятельные особы частенько ходят в одиночку, ибо никакой, даже самый закосневший в грабежах разбойник, не тронет короля или герцога — следует отдать дань средневековому менталитету. Байки про Робин Гуда отметаются мгновенно или переносятся на ткань более поздних эпох. Король — помазанник Божий, он и его семья неприкосновенны. Впрочем, в вечерней темноте сицилийский Робин Гуд может и не разобраться, что перед ним король, принц или принцесса, и благополучно оглоушить канделябром заради изъятия кошелька с золотом. И в то же время известен случай ограбления некими бандитами Людовика VII Французского, разгуливавшего ночью по Парижу (вероятно, возвращался от любовницы). Так вот, грабители утром поняв, кого именно обчистили, вернули всё до последнего сантима в Луврский замок с письменными извинениями. Следовательно, опасаться за жизнь и здоровье принцессы нужно меньше всего и в то же время внимательно погладывать по сторонам. Мало ли…
Во-вторых. Что означают крайне непонятные слова Элеоноры: «Мессир Серж, принцессе очень грустно после неприятности, доставленной моим бестолковым сыном. Развейте её тоску, развлеките… Вы же дворянин, хотя и из весьма далёкой страны. Королева Анна Киевская, между прочим, славилась остроумием — я читала летописи времён Генриха I». По словами «развейте тоску» можно подразумевать всё, что угодно, от рассказывания анекдотов (здешних анекдотов Казаков не знал и до сих пор не научился говорить со столь модной в дворянской среде игрой слов, не понимая местный юмор) и песен трубадуров (этого он не умел вовсе, а, допустим, знакомить принцессу с текстами «Алисы» или, на худой конец «Битлз»?.. Ну, это уже перебор) вплоть до… Нравы здесь отнюдь не викторианские, но Беренгария всё-таки принцесса, и Казаков запретил себе даже задумываться о вольностях в отношении её высочества. Что остаётся? Правильно, напрячься и изворачиваться. В конце концов, Беренгария почему-то начала ему симпатизировать. Видимо, понравились слегка варварские манеры и полнейшее незнание неписаных, но имеющих силу нерушимого закона правил этикета.
С королевой не поспоришь, тем более с Элеонорой. Посему мессир оруженосец облачился в торжественное парчовое блио золотисто-зелёного цвета с наваррским гербом и теперь постоянно маячил за плечом Беренгарии. Дядюшка принцессы, граф Барселоны дон Педро, младший брат её отца, проводил в церкви новоиспечённого наваррца недоумевающим взглядом, хотя, разумеется, ничего не сказал. Остальные просто смотрели на Казакова, как на пустое место.
До вечера оставалась масса времени. Когда Папа Климент благословил сиятельную паству и отпустил с миром, собор вначале покинули королевские дворы — Ричард с Филиппом, изображая нежную дружбу, вышли рука об руку, за ними Танкред, Элеонора, сопровождаемая Беренгарией… Принцесса бросала на широкую спину Ричарда столь убийственные взгляды, что, казалось, прожжёт в короле дырку. Торжественно представить невесту должны были сегодня вечером, на празднике у Танкреда.