Вестники времен
Шрифт:
— Сэр Уилфрид, не останавливался ли у вас день-два тому назад некий сэр Понтий Ломбардский… — он не договорил, потому что хозяин замка сдвинул кустистые светло-рыжие брови и проговорил:
— Бывал, бывал… Черный такой, лицо у него странное, ровно у лошади.
— Да, да! — сэр Мишель подался вперед, внимательно глядя на сэра Уилфрида, который неохотно продолжал:
— Я его не стал пускать в замок, хотя он и был ранен… Уж больно непочтительно обошелся с моими людьми. А вам-то он зачем?
— Нужен, — сэр Мишель опустил глаза, показывая, что не хочет говорить большего. — Сэр, не могли бы вы сказать мне, куда он направился потом, если это, конечно, известно вам.
— А как же, известно! — криво
Выяснилось, что в ту ночь, когда сэр Мишель и Гунтер расположились возле самолета, сэр Понтий Ломбардский в компании жутковатых сарацинов подъехал к замку Ле-Небур, ухватил какого-то крестьянина, имевшего неосторожность возвращаться домой в столь позднее время и стал выспрашивать у него, кто живет в замке. Видимо, не удовлетворившись почтительностью простолюдина, рыцарь отблагодарил его зуботычиной и направился к воротам. Не долго думая, крестьянин бросился к потайной калитке в стене, вроде той в Фармере, куда сэр Мишель спроваживал своих любовниц, и успел предупредить хозяина замка о грубом и злобном господине, который со своими нечестивыми слугами хочет проникнуть в замок. У ворот Понтия встретил вооруженный увесистым мечом сам сэр Уилфрид с четырьмя здоровыми молодцами и посоветовал ему поискать другой ночлег, а заметив, что рыцарь, совершенно неучтиво сыпавший проклятиями, ранен, указал ему путь к лекарю, жившему в ближней деревне.
— Нет, ну какой хам! — распалившись воспоминанием о Понтии, возмущенно вскричал сэр Уилфрид и хлопнул кулаком по столу. — Такие выродки не достойны носить рыцарские шпоры и позорят наше высокое звание!
— Именно поэтому мы его и разыскиваем, — подвел итог сэр Мишель и, желая успокоить разбушевавшегося барона, стал рассказывать ему о своем примирении с отцом и этим растрогал «дядю Уилфри» едва ли не до слез.
Сэр Уилфрид предложил гостям устроиться в комнате на втором этаже донжона, в удобных постелях, но сэр Мишель, вежливо поблагодарив, отказался и испросил разрешения отправиться на сеновал, отговорившись привычкой спать на свежем воздухе. Недоумевающему Гунтеру, который был не прочь выспаться на хорошем мягком тюфяке, он со скучающим видом, точно учитель зоологии, перечислил такое количество разнообразных насекомых, которые могут водиться в его вожделенных тюфяках и простынях с одеялами в летнее время, что германец только диву дался, как же остальные домочадцы терпят всех этих клопов, блох, пауков и гусениц. Сам он очень не любил всяческих ползающих тварей и без сожаления расстался с перспективой провести ночь в их кусачем обществе.
«Эх, хорошо иметь знакомых феодалов по всей стране, — подумал Гунтер, блаженно вытягиваясь в душистом сене. — И накормят, и напоят, и спать уложат…»
— Эй, сэр, спишь уже? — окликнул он сэра Мишеля.
— Почти, — сонным голосом откликнулся рыцарь, поворочался немного, шурша сеном, и проговорил: — Завтра с утра поедем к лекарю.
— Зачем? — удивился Гунтер. — Все же и так ясно — Понтий был здесь, нагадил, потом в Руан отправился, больше ведь по этой дороге некуда ехать…
— Поедем, — настаивал рыцарь. — Надо выяснить, видел ли лекарь у него татуировку.
— Ну, давай съездим, — сквозь зевок сказал Гунтер.
Уже на зыбкой границе сна германцу пришла тревожная мысль, что уж больно гладко проходит их путешествие, и стоит держать ухо востро, иначе беда сможет нагрянуть там, где ее никто не ждет.
За завтраком сэр Уилфрид безрезультатно пытался уговорить Мишеля остаться хотя бы на недельку — Фармер-младший был непреклонен, сказав только, что находится на службе у короля Ричарда и обязан срочно выполнить данное ему поручение. После
Распрощавшись с сэром Уилфридом, сэр Мишель и Гунтер, не теряя ни минуты, отправились к лекарю, жившему в маленькой деревеньке, прижавшейся к самым стенам замка.
Рыцарь без труда сумел разговорить сухопарого старичка, дав ему несколько золотых монет, и тот поведал, что действительно, две ночи назад к нему бесцеремонно ввалился высокий черноволосый рыцарь с неприятным лицом и куда более отвратительными манерами и велел немедленно оказать ему помощь, иначе он, дословно, «разнесет в щепки весь этот вонючий курятник». Лекарю ничего не оставалось делать, как впустить буйного господина. Его спутники остались за дверями, кто они старик не успел разглядеть, да и не стремился особенно. Видимо, они расположились вокруг дома, потому что то и дело слышался хохот, а потом какое-то странное заунывное пение. Больше всего его удивила странная рана под ключицей рыцаря — две маленькие круглые дырочки с обеих сторон плеча, как будто его проткнули узким раскаленным прутиком — по краям отверстий кожа была сильно обожжена. Разумеется, лекарь не стал интересоваться, какое оружие смогло нанести такую рану, а просто молча наложил тряпочку, пропитанную целебной мазью, туго перевязал, потом по требованию рыцаря сготовил ужин, уступил ему свою постель и провел мучительную ночь на расстеленной возле очага шкуре, слушая ужасающие ругательства, которые бормотал в сонном бреду рыцарь.
Когда старик рассказывал про рану, сэр Мишель покосился на Гунтера, и тот согласно кивнул головой — описание в точности совпадало с виденными им сотни раз пулевыми ранениями.
Сэр Мишель попытался выспросить, не говорил ли рыцарь каких-либо имен или названий, но старик раздраженно отмахнулся и перекрестился:
— Упаси меня Бог повторять то, что слетало с его языка! Не помню я никаких имен, не было у меня желания вслушиваться в его нечестивую брань… Многих я лечил, и многие ругались, терпя боль, но этот…
Тогда сэр Мишель быстро перевел разговор на другую тему:
— Последний вопрос, милейший. Тебе ведь пришлось снять с рыцаря одежду, когда ты обрабатывал его рану.
— Да он сам изволил содрать с себя кольчугу и рубашку, уселся на мою постель и велел: «Лечи!», — лекаря понемногу начинал утомлять этот непонятный допрос, но выказать неудовольствие он не посмел.
— Так вот, не заметил ли ты какой-нибудь метки на его плече? — осторожно спросил сэр Мишель.
— Метки? — недоуменно переспросил старик. — Не было никакой метки… Может быть, рана эта странная…
— Нет, нет, — нетерпеливо перебил его сэр Мишель. — Татуировка, вот что я имею в виду. Она должна быть небольшой, на правом предплечье.
Лекарь задумался, потом медленно покачал головой:
— Нет, ничего подобного я не заметил, да и не всматривался. К сожалению, господа, точно я сказать не могу, — лекарь развел руками.
— Что ж, спасибо и на этом, — сказал Гунтер, пресекая дальнейшие расспросы, которые сэр Мишель хотел было учинить старцу. Он уже понял, что здесь ничего путного узнать нельзя.
По дороге к Руану, когда замок Ле-Небур остался далеко позади, сэр Мишель нарушил задумчивое молчание, тянувшееся с того момента, как они покинули деревню и выехали на тракт:
— Выходит, что Понтий не тот, за кого мы его приняли, раз татуировки у него нет.
— Это еще неизвестно, есть ли она у него или нет, лекарь ведь ничего не заметил. К тому же, остаются еще его слуги-сарацины, у них-то никто наличие татуировки не проверял, — ответил Гунтер. — А потом Понтий может быть послан вместе с ассассинами тем самым христианским владыкой, что задумал убийство, для отвода глаз.