Ветчина бедняков

Лобусова Ирина

— господи… — она нервно заходила по комнате, ломая руки, — господи, мне все время кажется, что я нахожусь в страшном черном круге… вокруг такая темнота… Такое отчаяние… И я бреду сквозь это все, вернее, ползу, в сплошной тьме. Да мне и в голову не приходило назвать так, как ты сказала… А вот теперь ты назвала прямо, назвала так, как оно есть, и у меня прояснилось в глазах! Конечно. Я веду собственное расследование! Разумеется! Что же я еще делаю! И буду вести его до самого конца, каким бы ни был этот конец!

— так я и подумала, — ее поразили в голосе Сони твердость и решительность, — сядь и успокойся. Лучше бы ты наняла частного детектива.

Сразу успокоившись, она села обратно в кресло. С Соней действительно приятно было говорить!

— Это невозможно. И дело совсем не в деньгах. Просто здесь замешаны

слишком личные обстоятельства. Кроме того, я не хочу, чтобы кто-то копался в личной жизни моей сестры. И потом, самое главное — частному детективу нельзя доверять полностью, на все сто, а себе — можно. Поэтому я все делаю сама.

— Так я тоже подумала. Ладно. Если хочешь расследовать сама — действуй! Только будь осторожна. Я помогу тебе всем, чем смогу. Ты будешь знать все, что смогу узнать или достать я. И помни: с этого момента у тебя появился друг. Друг, который всегда окажет тебе помощь и к которому ты сможешь обратиться в беде.

Еще через полчаса они сидели за столом, уткнувшись в медицинскую карту Стасиков.

— ты видишь сама — никаких данных об их отце нет, — сказала Соня, — твоя сестра числилась матерью — одиночкой официально. Однажды она сказала мне в беседе (мне доводилось с ней беседовать), что она совершенно не помнит отца Стасиков. Она даже точно не уверенна в том, кто был их отец! Так могло быть?

— Вполне! Насколько я понимаю, у Светы всегда одновременно было несколько любовников.

— Ты видишь эту пометку на их картах? Не обижайся, но… это означает больных детей из неблагополучной семьи. Они числились из неблагополучной семьи…. Не благополучными.

— Я не обижаюсь. Я все понимаю. Наверное, это действительно было так.

— Не совсем.

— Что ты имеешь в виду?

— лучше тебе поговорить с их районным врачом. Я познакомлю тебя с ней. А пока… что ты так усиленно смотришь?

— В карточке записана их группа крови?

— Да. У них редкая группа. Четвертая, резус отрицательный. Что с тобой?

— У светы, как у меня, была первая группа крови, резус положительный. Значит, они взяли кровь отца…

— Да. Вот видишь, что-то ты уже знаешь об их отце! Ты знаешь, что этот мужчина имеет четвертую группу крови, резус отрицательный…

— господи… — она закрыла лицо руками и обессилено откинулась на спинку кресла, — спасибо тебе, Господи…

— Да что с тобой? Что происходит?

— Потом. Возможно. Я расскажу тебе об этом потом. А пока…. Пока знай: то, что ты сейчас рассказала, очень для меня важно.

Районным врачом оказалась пожилая женщина с приятным, одухотворенным лицом. У нее были добрые глаза и аккуратно собранные в узел на затылке седые волосы. Соня завела ее в кабинет, и, сказав женщине, что она должна рассказать абсолютно все, оставила их наедине, шепнув, что ждет ее у себя после этого разговора.

— Чем я могу вам помочь, деточка?

— Да, вы можете мне помочь. Расскажите о детях Панчеко.

— Софья Михайловна уже сказала мне, что вы их родственница.

— Я родная сестра их матери. Значит, тетя Стасиков.

— Странно. Вы так не похожи на свою сестру! У вас серьезное, вдумчивое лицо. Можно узнать, кто вы по профессии?

— Я ваша коллега. Педиатр.

— правда? Тогда вам будет легче мене понять! Я любила этих детей. И мне было их жаль. Я пыталась им помочь. Но это было не в моих силах, — она запнулась, — вы их родственница… сестра этой женщины… Я не знаю, как вы воспримите мои слова…

— Говорите все, пожалуйста! Расскажите все, как было. Не смущайтесь тем, что я сестра Светы. Мы долго не общались, и… Вообщем, расскажите мне все, пожалуйста!

— Ладно. Я расскажу, если это действительно так важно. Вы знаете, что дети были очень больны?

— Да. Знаю.

— мы хотели сделать им инвалидность. Я думала об этом. Я думала, что инвалидность как-то сможет скрасить их жизнь. Они получали бы пенсию. Возможно, их взяли бы в специализированный интернат, где они проходили бы курс лечения и где уход за ними был бы лучше, чем дома. Вы, наверное, знаете, что я веду этих детей всего один год.

— Год?

— Ваша сестра была прописана в общежитии судоремонтного завода в этом районе, но там они не жила. Постоянно снимала квартиры. А месяц назад купила свою собственную — и тоже на моем участке. В поликлинику этих детей перевели из другого района, а тут они заболели

гриппом и мать вызвала районного врача, то есть меня. Так я попала в эту семью. И поняла, что дети несчастны. Их мать вела сомнительный образ жизни. Соседи рассказывали, что она при детях принимала мужчин. Дети были неухоженные, вечно простуженные. Мы беседовали с ней об этом. Она огрызалась: как в таких условиях я могу растить детей? У меня нет квартиры, работа временная… Вот куплю квартиру — все будет по — другому. Я предложила сделать им инвалидность. Я была удивлена, что это не сделали раньше, в той поликлинике, откуда они ко мне пришли. Но когда я сказала об этом их матери, она возмутилась и категорически отказалась. Светлана Заявила, что ее дети не инвалиды. А потом — потом она меня удивила… Она сказала, что консультировалась у специалистов и узнала, что есть операция, которую делают для восстановления слуха… А плохое зрение могут и справить очки. Очки еще не делают человека инвалидом. Она сказала, что такую операцию делают в Германии, стоит это 30 тысяч долларов на одного ребенка и что она будет собирать деньги. Собирать 60 тысяч долларов! Я удивилась. Я сказала ей о том, что у нее нет квартиры, она не может купить себе квартиру, какая уж тут операция! Но Светлана довольно грубо заявила мне, что квартира — не мое дело, что она купит квартиру, когда придет время, чтоб я не совала нос в ее дела и занималась (цитирую дословно) «детскими попками». И от инвалидности категорически отказалась. А я не настаивала. Не хочет — значит, не хочет, ее право. Это было нашим первым столкновением, хотя все время мы общались довольно мирно. Но было еще и второе столкновение. Более серьезное, чем первое. Я не знаю, кто именно прислал эту комиссию, и как это произошло, но только к Светлане прислали огромную комиссию из горисполкома, инспекции по делам несовершеннолетних и других организаций, чтобы лишить Светлану материнских прав, а детей забрать в приют (детский дом). Она буквально сходила с ума от этого. Представители комиссии вызвали меня, чтобы я показала, как она обращается с детьми. А я… я видела синяки на теле детей, видела, что они были избиты. Однажды я зашла к ним, дети были простужены, и, осматривая девочку, обнаружила, что она сильно избита. Все ее тело было в синяках и кровоподтеках, и эти синяки не оставляли сомнений. Когда я спросила Светлану, она заявила достаточно резко, что девочка упала, никто ее и пальцем не тронул. А дети молчали, она боялись говорить. Вообщем, я сказала об этом комиссии. На следующее утро ко мне в кабинет прибежала Светлана. Она рыдала, падала в обморок и клялась своей жизнью, что не бьет детей, что и пальцем их не тронула, что скорее отрежет себе руку, чем ударит ребенка…. Но я же ясно видела синяки! Она заявила, что не знает, кто избил ребенка, и что для нее это тоже загадка. Не знаю, почему, но я ей не поверила. Она ушла от меня ни с чем (я не собиралась забирать свои слова комиссии обратно). Мы расстались почти врагами. Позже я узнала, что дело с комиссией закончилось для Светланы благополучно. Буквально через неделю она купила квартиру, обставила ее и пригласила туда всю комиссию. Они увидели своими глазами, что у детей появилась квартира, они живут в хорошей обстановке, в нормальных условиях, у них есть вещи, учебники, лекарства. Комиссия ушла ни с чем и вынесла вердикт: не благополучная семья стала исправляться на благополучную. Светлана боролась за своих детей. Я думаю, по — своему она их очень любила, просто была таким человеком… особым, что ли…. Еще позже я узнала, что ту комиссию натравила на Светлану школьная учительница детей-за то, что та не платила ей деньги. А Светлана сама сказала мне, что не платила деньги в школе из принципа, потому, что учительница была грубая и плохо обращалась с детьми. Вот. Собственно, и все. Потом дети исчезли. У меня были из милиции, из прокуратуры… Но я не рассказывала им то, что сейчас вам.

— А как Светлана объяснила комиссии покупку квартиры? Откуда взяла деньги?

— она сказала, что устроилась на работу и взяла кредит на покупку жилья. Но никаких документов не показывала. Я подозреваю, что это не правда. Я имею в виду кредит….

— А где она работала?

— В парфюмерном магазине в центре города. Она работала там совсем недолго.

— Хм…. А после того случая, что вы обнаружили синяки… были синяки еще раз, снова?

— Нет. Больше никогда. Хотя я осматривала детей и потом.