Ветчина бедняков
Шрифт:
Утром она позвонила рыжей Соне и попросила узнать у коллеги из частного медицинского центра, как расплачивалась Света за обследование детей: наличными, с помощью банка или по перечислению. И если наличными, то в какой валюте. Ответ был получен через полчаса: Света расплатилась наличными, новенькими купюрами по сто долларов. Где же она могла хранить свои деньги? Не в квартире, это ясно. Тогда где? Это было загадкой, которую она пока не могла разгадать. Вопросом, на который не находила ответа. Но она поклялась, что разгадает, чувствуя всю важность. И, поклявшись себе самой, легла спать.
Жуковская немного
— Что, не надоело маяться дурью? — весело заявила Жуковская, закуривая длинную ментоловую сигарету.
— Не надоело, — сказала она.
— Ехали бы лучше домой! Вы совсем плохо выглядите! Вы выглядите старой, больной женщиной, не похожей на саму себя. Вы так плохо выглядите, что не похожи даже на ту казенную фотографию, которая в вашем паспорте! Если б я хотела, то могла бы вас арестовать! — Жуковская засмеялась своей шутке. Она не обратила на эти обидные и злые слова никакого внимания, но потом…..
— Да, действительно, я плохо выгляжу. Это оправдано — исчезли мои племянники. А вы — вы, которая по должности и по совести должна их разыскивать, Вы, которая ничего не делаете и не справляетесь со своими служебными обязанностями, вы, с трупами или (дай Бог!) еще не с трупами двоих детей выглядите очень хорошо!
— А вы злая! — Жуковская улыбнулась и заняла свое место за столом, — и умеете кусаться. Слушайте, а вам не приходила в голову одна простая вещь? О том, что детки ваши несчастные и оплаканные просто ушли на улицу, и вольготно живут себе на улице, зарабатывая продажей газет по 5 — 10 долларов в день?
— Они не ушли на улицу, — в ее голосе послышалась горечь, удивившая ее саму, — они не уличные дети. На улице они просто не выживут. К тому же, они больны.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю уличных детей. Мне приходилось их видеть.
— В шикарной частной больнице для богачей?
— И там тоже. И в других местах. Те, что на улице, они не совсем дети. Скорее, уже не дети. И тем, кто, как правило, бросается громкими звонкими фразами об уличных детях, мало дела и до этих слов, и до их судеб. Вы думаете, кто — то из этих детей хотел оказаться на улице? Их просто выбросило туда, и они выжили. А что, по — вашему, им лучше было не выжить? Вы хоть раз в жизни видели ребенка, который мечтал бы об улице, а не о шоколадных конфетах, уютной комнате, мультике по телевизору или добрых, ласковых маминых руках?
— Но у ваших Стасиков тоже не было ласковой и нежной мамы…
— Откуда вы знаете? У них была мама, и это главное! И они любили ее, очень — очень. И никогда бы от нее не ушли.
— В выходные дни мне часто приходится дежурить в опергруппе по городу. И я не раз вытаскивала своры этих деток по подвалам, люкам и чердакам. Вы правы, это уже не дети, и в них нет ничего детского. Они воруют, клянчат деньги, иногда убивают и видят такую грязь, что навсегда забывают о существовании плюшевых зайчиков и мультиков. С моей точки зрения (а эта точка зрения возникал после того, как мы ловили стаю малолетних бомжей, самому старшему из которых было 12, насмерть забивших палками и камнями троих взрослых человек) их нужно
— Детский дом или приют — та же холодная, страшная улица, только еще хуже!
— Ну, это вы загнули!
— Не загнула! Надо еще посмотреть, какой ад больший — улица или приют.
— Ладно. В конце концов, если ваши Стасики попадутся в какую-то облаву, я их вам верну. Дам ребятам распоряжение….
— Они не попадутся. Их следует искать не там.
— Может, вы знаете, где?
— я не знаю. Если б я знала, я бы их нашла.
— С чем же вы ко мне пришли?
Она открыла сумочку и выложила на стол пачку денег (840 долларов) и с огромным наслаждением наблюдала, как у Жуковской вытягивалось лицо.
— Вы что, с ума сошли?! — брови ее поползли вверх.
— Это деньги детей. Деньги Стасиков. Я нашла их в тайнике у детей. Вы можете себе представить, чтобы два ребенка 6 лет могли заработать такие деньги?
И, стараясь не вдаваться в особые подробности, рассказала Жуковской все. К концу ее рассказа лицо Жуковской стало совершенно другим.
— Это могли быть деньги вашей сестры, отложенные на черный день!
— Нет. Во — первых, этот тайник был очень детским. Во — вторых, мне рассказал о нем ребенок. А в третьих, прятать деньги дома было не в характере Светы. По своей натуре она была транжирой, и деньги у нее не задерживались. Если б она решила собирать деньги, то держала бы их вне дома, чтобы не было соблазна потратить. В банке, например.
Жуковская резко встала из-за стола, оттолкнув стул (так, что стул едва не упал на пол).
— Тогда это то, чего я больше всего боялась. То, о чем я не хотела ни думать, ни говорить. Тайком я прорабатывала эти версии… Но теперь пришло время говорить более открыто. То, что вы нашли эти деньги, подтверждает самое страшное из моих подозрений! Страшней ничего быть не может!
В голосе Жуковской вдруг прозвучало такое отчаяние, что она опешила.
— Я вас не понимаю….
Жуковская уселась на стол.
— Давайте говорить откровенно. Мы с вами взрослые люди. Как вы думаете, каким образом могли оказаться такие деньги в руках 6 — летних детей? Ответ только один. Кто-то охотился за ними, подкупал заранее. Очевидно, подкупал сладостями, деньгами, развлечениями, чтобы втереться в доверие, чтобы дети приняли его за своего и общались с этим человеком без опаски. Нет, это не маньяк. Если б это был маньяк, какой-то псих, мы нашли бы их трупы. Но трупов нет. Значит, человек, который втирался в доверие к детям, преследовал совершенно другую цель….
— какую? — потом, вдруг, лицо ее исказилось от боли, а губы сами собой вытолкнули, — нет…..
— Если детей похитили (а теперь мы имеем реальные основания сделать вывод, что детей похитили), то это могут быть только 2 цели…. — Жуковская сделала паузу, — детская проституция и органы.
В комнате повисло тяжелое молчание. Наконец все было сказано вслух, и никто не решался его нарушить….. Но нарушила первой все-таки она:
— Я думала о том и о другом. Больше об органах, чем о… о первом. Но если это органы, значит, детей нет в живых. А если… если первое… то надежда есть.