Ветер и искры. Тетралогия
Шрифт:
— Здесь? Сейчас?
— А в чем дело? Храм должен быть в голове, а не на земле. Человек, если он праведник, сам себе храм.
— Ну меня праведным точно нельзя назвать! — усмехнулся я.
— Разве не ты только что говорил, что все люди меняются и стремятся или к лучшему, или к худшему? Ну же. Попробуй.
Я раздраженно задрал голову к потолку и громко произнес:
— О Мелот! Если ты меня слышишь, подари радость Порку и Луку — сделай мир чуточку теплее. И перевалы расчистить не забудь. А то мои друзья скоро сойдут здесь с ума. Счастлив? —
— Вполне. — Он продолжал улыбаться. — Осталось только дождаться, когда у Него найдется время.
— Ну да, ну да, — поддержал я. — Глядишь, к середине весны как раз сподобится.
Мелот сподобился уже на следующий день. Тепло наступило на две недели раньше срока, который предполагал Га-нор.
— Хорошо, что мы уходим, — задумчиво сказала Рона, собирая свои вещи в мешок. — Это была бесконечная зима.
— Не могу не согласиться, — подтвердил я, наблюдая, как Шен пытается свернуть шерстяное одеяло.
— Столько всего надо взять. А теперь, без лошадей, нам придется идти налегке. — Рона хмурилась, выбирая, что следует оставить.
— Именно поэтому позволь тебе помочь.
Я взял из ее рук мешок, вытряхнул содержимое на шкуры и быстро рассортировал вещи в две кучи.
— Так Шену не придется тащить ничего лишнего.
— Я все равно помогу ей, — не согласился Целитель.
— Значит, тебе будет несоизмеримо легче, и ты не сломаешь себе спину на очередном перевале.
Он хмыкнул, развернул одеяло и вновь начал его сворачивать. На мой взгляд, опять неудачно.
— Ты не подумал о том, что это может мне понадобиться? — Рона ткнула пальцем в отвергнутое мной барахло.
— Не понадобится, — мягко возразил я. — Поверь мне. Иначе через четверть лиги ты сама начнешь выбрасывать все подряд, не разбираясь, и можешь остаться без действительно нужных вещей. Снега все еще достаточно. Дорога предстоит очень трудная. Это — самое необходимое. То — излишество, которое может стать губительным.
Она послушалась и стала аккуратно складывать отобранное мной обратно в мешок. Я между тем отнял у Шена одеяло и свернул так, как надо. Он недовольно посопел, но решил не спорить.
Я посмотрел на Ходящую:
— Сны все еще беспокоят тебя?
Они быстро переглянулись между собой, и девушка неохотно кивнула:
— Да.
В коридоре раздались тяжелые шаги, в комнату заглянул Лартун:
— Собирайтесь быстрее. Через полнара мы выходим…
Безымянную крепость на Горячей полосе я покидал с легким чувством сожаления. Для всех нас она стала родным домом, дав возможность пережить зиму и самые страшные холода. Даже Воющая башня сейчас не казалась мне угрюмой и недружелюбной.
Мы вышли через северные ворота и, прокладывая тропу в глубоком снегу, направились прочь, начав спуск в ущелье. Когда цитадель скрылась за снежным отрогом, я ощутил внезапную тоску. Очередная моя берлога, уже не помню, какая по счету, брошена, и я больше никогда в нее не вернусь.
В первый день мы прошли удручающе мало. Троп не было, снега лежало столько, что хоть падай, выбившись из сил. Лучше всех приходилось йе-арре и вейе. Первые летели, благо погода позволяла, а второй был настолько легок, что не проламывал наст.
— Тропа начнется через лигу, — сказал Йанар на следующее утро, вернувшись из разведки. — Идти придется по каменистому гребню, там сильный ветер, и снег надолго не задерживается.
Этот день был ничуть не лучше, чем предыдущий. Мы ползли по ущелью, выбивались из сил, затем вышли на скалистый гребень, протянувшийся над еловой долиной. Узкий, ступенчатый, неровный и скользкий. Снега на нем было действительно не так много, как внизу, но ветер сбивал с ног. Мы шли, согнувшись в три погибели под его порывами, задыхаясь от недостатка воздуха, и проклинали все, что только можно было проклясть. Ночью Тиф пришлось применять Дар и ограждать нас от разыгравшегося вихря, иначе отряд сдуло бы в пропасть.
К утру наступило временное затишье, и мы смогли преодолеть тяжелый перевал, оказавшись на северных отрогах Катугских гор, неожиданно проходимых и не столь снежных. Но через несколько дней пути, словно в отместку за то, что мы их решили покинуть, горы наслали на нас метель.
Разыгравшееся безумие едва не отправило всех в Бездну. Вьюга обернулась в хлещущий ледяной дождь, а затем ударил сокрушительный мороз. Тропы превратились в катки, и это сделало и без того тяжелую дорогу практически невыносимой. Ели и лиственницы сковало льдом, каждая веточка, каждая иголочка звенела на ветру, словно хрустальные колокольчики.
К вечеру мы вышли к старой дозорной башне, на вершине которой поселились орлы. Постройка сломанным зубом торчала на пологом склоне горы, а сразу за ней, пересекая ущелье, бежала река, срываясь в пропасть колоссальным водопадом.
Впервые за неделю нам довелось заночевать в четырех стенах и с крышей над головой, а не под открытым небом.
Утром на нашем пути преградой встал бушующий поток реки. Лезть в такое время года в ледяную воду никто не пожелал, и до обеда мы шли вдоль берега, высматривая брод. Но все оказалось тщетно. Пришлось рубить деревья, чтобы сделать некое подобие моста, и следующие полтора нара пробираться между ветвей, пачкая перчатки в стылой смоле и едва не касаясь ногами пенистой, бурлящей, воды.
Отор все-таки не удержался и упал. На счастье жреца, Га-нор успел схватить его за руку прежде, чем того утянула река. Рона высушила одежду слуги Мелота с помощью «искры», но на следующий день он надсадно кашлял, и Шену пришлось воспользоваться даром Целителя.
Нам оставалось пройти последний перевал.
Справа возвышалась отвесная, покрытая буграми льда стена, уходящая куда-то за облака. Слева темнела пропасть, глубину которой никто из нас не мог оценить — внизу, ярдах в пятидесяти от края тропы, тоже плыли облака. Серая пелена скрывала дно, и можно было лишь гадать, как долго придется падать, если забыть об осторожности.