Ветер и сталь
Шрифт:
Детеринг прошелся по комнате, задумчиво качая головой. Потом вдруг остановился перед креслом шерифа.
— Я верю тебе. Но скажи, на кой черт надо было убивать людей в отеле? Зачем нужно было посылать лейтенанта Эйгена с целым дивизионом?
— Эйгена? — захохотал Казаков. — Эйгена? Да Эй-ген торчал в коптере, над городом в патрульном эшелоне, стала бы эта сопля лезть на рейнджеров, ха! Это Миллер… когда он узнал, что Лафрока вычислили, он навалил полные штаны. И примчался ко мне за визой. А я не хотел переполоха… зачем он мне? А Эйген вообще ни при чем, дивизион вел Боровой… а от Борового, ха, одни яйца остались. Когда я понял, что один из ваших все-таки ушел, у меня возникли дурные предчувствия… как тогда, помнишь?
— Я помню. Именно поэтому ты должен умереть. Это будет справедливо, как ты считаешь?
— Да мне плевать. И на тебя, и на твою справедливость.
— Ну уж и плевать. Кстати, Эйген… он что-то об этом знает?
— Эйген? Ха, да это дерьмо, просто куча дерьма. Это, ха-ха-ха, честный коп, Танк, ты видел такого? Мне чихать на его личную жизнь и на его дупло, но, Танк, каким нужно быть идиотом, чтобы испортить отношения со всеми начальниками: оно, понимаешь ли, принципиальное! Это здесь-то, Танк, ха!
— Ты серьезно?
— Ну уж я тебе врать стану, ха!
— Ладно, верю…
Детеринг вздохнул и вытащил из набедренного кармана небольшой бластер.
— Это тебе, Ник.
Шериф посмотрел на индикатор заряда и ухмыльнулся:
— А ты не боишься, что я грохну вас обоих? Тут ведь полный магазин.
— Не успеешь, Ник.
— Да, пожалуй что не успею. Не твой ли это паренек порешил прорву народу в отеле? Он, он, вижу холодные глазки. Х-ха!.. Ты поступаешь со мной благородно, Танк, но я все-таки испорчу тебе настроение. Слушай и запоминай. У Миллера есть родич в Метрополии — Лемберг.
— Был, — хмыкнул Детеринг, — дальше.
— Но Лемберг — не главный в этом шоу. Лембергу держал крышу очень сильный человек, и человек этот попал в большую задницу. А Лемберг с Миллером взялись его вытащить… я не знаю подробностей.
— Подожди, Ник. Ты слышал о шкипере Олафе?
— Нет. Кто это?
— Я сам хотел бы знать, кто это. Хорошо. Имя?
— Имя? Ха-ха, — Казаков дернул затвор и упер ствол бластера себе в подбородок. — Прощай, Танк. Увидимся в аду. Имя — Курлов…
Сухо щелкнул выстрел. Голова шерифа откинулась назад.
— М-мм, — простонал Детеринг, — и здесь он мне напакостил… ч-черт! Курлов! А-ах, черт! Саша, иди потолкуй с этой… с этим лейтенантом. Мне нужно подумать. И позови громил — пускай унесут труп.
Я вышел в коридор и подозвал двоих парней, куривших на лестнице.
— Займитесь трупом. Куда вы сунули девушку?
— Она в том крыле, — махнул рукой один из охранников. — Там комнатка в углу.
Я кивнул и двинулся по указанному адресу. Найдя нужную дверь, я без стука вошел в небольшую, хорошо обставленную комнату. На широком диване сидел наш пленник с заклеенным липкой лентой ртом, а в огромных креслах перед журнальным столиком рубились в карты двое охранников.
— Идите погуляйте, — распорядился я, швыряя на столик свою пушку. — Принесите мне красного… и что-нибудь сладкое типа бисквитов. Есть в этом доме что-то похожее?.. Жрать хочу, как перед смертью.
— Найдем, — улыбнулся парень. — Идем, Стэн, доиграем потом.
Его напарник вежливо кивнул мне, и они вышли в коридор. Я сбросил с плеч окровавленную куртку и посмотрел на нашу добычу:
— Сними эту штуку со рта. Как тебя звать?
— Мэрион… мне нравится это имя.
— Хорошо, — я нашел в кармане смятую пачку сигарет и бросил ее на стол: — Пусть так. Кури, если хочешь.
Она протянула руку, вытряхнула из пачки сигарету и посмотрела на меня.
— Огня? Сейчас.
Я бросил ей зажигалку. Она не сумела поймать ее дрожащей рукой, зажигалка упала на диван. Прикурив, лейтенант осторожно положила ее на стол и откинулась на спинку дивана.
— Скажите, зачем я вам нужна?
Я не ответил. Я осторожно потрогал блокадер на щеке. Боли я, само собой, не чувствовал, но ощущение все равно было противное. Еще и клеить потом это дело. Шрам опять же. Потом шрам своди. Вот тебе и маскировка, могли и голову снести.
В дверь постучали.
— Да! — рявкнул я.
Вошел молодой паренек с подносом, на котором стояла пыльная пузатая бутылка, бокалы и коробка с десятком пирожных.
Я кивнул и отпустил его взмахом руки. Раскупорил бутыль, налил два бокала до краев и пододвинул один к девушке.
— Спасибо, — прошептала она.
Я впился зубами в пирожное и окинул ее внимательным взглядом. Формы уже женские, гормональная стадия, видимо, позади. Да и вообще — девица, и все. Хрен его, что там мужского осталось у нее под юбкой, но воспринимать это испуганное сероглазое существо как мужчину мне было сложно. Честный коп. Феномен. Гм…
Съев три пирожных, я допил бокал вина и спросил:
— Сколько тебе лет?
— Двадцать три. А что?
— Да так, ничего. Ты понимаешь, из-за кого это все?
Она опустила глаза.
— Понимаю.
— Перестань трястись. Лучше выпей. Ты знала, что он натворил?
— Да. Знала.
— Почему ты оказалась… с ним?
Мэрион взяла со столика бокал, отпила половину, покрутила его в пальцах.
— Вы не поймете.
— Ну почему же? У меня высшее гуманитарное образование. Попробуй.
— Какое, если не секрет?
— Академия Службы безопасности в Метрополии. Прикладная и аналитическая ксенология, полный курс.
— Я должна была догадаться, — она поставила бокал на стол. — Ну что ж… Матье был единственным человеком, который хорошо ко мне относился. Единственным, за всю мою жизнь. Может быть, вы сможете понять меня, если попытаетесь. Что такое жить в чужом теле? Вы думаете, это здорово? Терпеть издевательства родителей, изнасилования сокурсников… Вы знаете, сколько раз меня насиловали?..