Ветер, кровь и серебро
Шрифт:
Он чувствовал её дрожь, чувствовал, как бьётся её сердце — быстро и громко. Всегда такая сильная и отважная, сейчас эта женщина стала беспомощной и уязвимой, потерявшей все силы, всю свою храбрость — их поглотило бездонное горе. Женщина… Хельмут никогда не мог воспринимать Кристину именно так. Примирившись с ней спустя пару лун после окончания войны, он всё чаще стал замечать, что она, на самом деле, довольно красива — большие серо-голубые глаза, вишнёвые губы, изящество, свойственное скорее ловкому воину, нежели прекрасной даме… Но всё же это не вызывало в нём ни симпатии, ни нежности, ни тем более
Так почему теперь он вдруг понял, что в его объятиях находилась именно женщина? Внезапно заметил, как неровно поднимается её грудь с каждым вдохом, как вздрагивают её узковатые, острые плечи… Почему-то ему вдруг захотелось коснуться её щеки, заглянуть в глаза с небывалой нежностью, может, даже позволить себе поцеловать её… нет, наверное, не в губы, но целомудренный поцелуй в лоб или щёку значил бы для него тогда куда больше.
Хельмут совсем не понимал, что на него нашло, и эти мысли, как ни странно, испугали его.
Через несколько минут Кристина, кажется, немного успокоилась — по крайней мере, дрожать и всхлипывать перестала. Тогда он поднялся, не выпуская её из объятий и заставляя подняться тоже. Кристина не смотрела на Хельмута, её взгляд оставался таким же бессмысленным и стеклянным, но пальцы беспомощно впились в фиолетовый шёлк рукава его рубашки. Наверное, ей казалось, что она упадёт, если он перестанет держать её, и больше не сможет подняться, что уснёт и не проснётся — Хельмут прекрасно знал это ощущение.
Кажется, он очнулся: мысли тотчас понеслись совсем в другую сторону, а это странное, мгновенное влечение быстро сменилось уже таким привычным состраданием и желанием пробудить её, заставить поверить, убедить…
Он довёл её до кровати и помог улечься — прямо в чёрном тяжёлом платье и туфлях, — прикрыл одеялом, поправил подушку. Пальцы невольно коснулись её волос — спутанных, жёстких, и Кристина, кажется, вздрогнула. Она закрыла глаза, и Хельмут решил уйти, чтобы оставить её в покое — она явно сейчас хотела именно этого. А уже завтра он продолжит бесплодные попытки хоть как-то её расшевелить, хоть слово из неё выбить… Но Кристина вдруг сжала его руку, больно сжала, впиваясь ногтями в кожу. Хельмут заметил, что обручальное кольцо с большого пальца правой руки она так и не сняла. Несмотря на боль, он улыбнулся, осторожно присел на колено рядом с кроватью и накрыл руку Кристины своей, чуть поглаживая её бледную тонкую кожу.
Она открыла глаза и впервые за эти два дня взглянула на него осмысленно. Странно, наверное, и неправильно, но Хельмут всё же улыбнулся ей — это вообще было единственным, что он мог для неё сделать. Кристина никак не отреагировала на эту улыбку, кажется, ни один мускул на её лице не дрогнул.
— Хельмут, что мне делать? — спросила она тихим, севшим, осипшим голосом и тут же откашлялась.
Он не ответил. Он уже тысячу раз сказал ей, что делать — взять себя в руки, побороть всепоглощающее горе, задушить его и впустить в своё сердце надежду на лучшее.
— Уже второго мужа хороню, — вдруг усмехнулась Кристина, и эта усмешка испугала Хельмута. — Того и гляди, скоро чёрной вдовой прозовут…
—
Она не ответила, покачав головой.
Хельмут почувствовал приступ раздражения. Бесило, помимо всего прочего, ещё и то, что никакие слухи из Фарелла нельзя было проверить точно: с появлением у них нового короля все торговые связи прекратились, обозы и караваны оттуда до Нолда не доходили и купцы не приносили вестей. Единственным выходом было написать Фернанду и потребовать доказательств… И получить в ответ забальзамированный труп Генриха, что наверняка доведёт Кристину до ещё большего отчаяния, а то и до самоубийства — с неё станется.
— Почему ты не хочешь верить в лучшее? — спросил Хельмут, пронзительно взглянув на неё. — Почему ты не оставляешь в своей душе места для надежды?
За окном пронзительно прокричал ворон, и этот крик разорвал ночную трепещущую тишину.
— Когда пришла весть, что отец погиб, а Эори захвачен, я тоже сначала не поверила, — отозвалась Кристина, выдержав небольшую паузу. — И в итоге… ты же знаешь, это оказалось правдой. Тогда-то я и поняла: если до последнего верить в лучшее, то, не сбывшись, эта вера тебя убьёт.
Глава 12
— Ну и что тебе здесь делать, скажи, пожалуйста?
Кристина замерла у двери, из-за которой донёсся возмущённый, но уже явно уставший голос Хельмута. Она шла к лекарю, чтобы взять флакон настойки пустырника — последние пару дней она только на ней и держалась, пила её едва ли не чаще, чем принимала пищу, из-за чего постоянно зевала и ходила сонная. Однако иначе жить было просто невозможно: казалось, что разум Кристины висел на тончайшем волоске, который был готов вот-вот порваться, и тогда её бы снова бросило в бездну отчаяния, горя и страха. Невозможно было сосредоточиться ни на чём, а ведь близилась война, и нужно как-то решать накопившиеся в связи с ней вопросы… Но как решать, если постоянно хотелось просто упасть ничком на пол и бесконечно рыдать?
Кристина и так слишком долго позволяла себе ничего не делать. Два дня она просто просидела в полнейшей апатии, безуспешно заливая тоску и боль вином, потом — два дня подряд беспробудно спала. И вот теперь пыталась вернуться к жизни, словно бабочка, прожившая какое-то время в коконе и теперь пытающаяся выбраться и расправить крылья.
Она остановилась и прислушалась.
— Ты велел мне привести армию, — донёсся до её слуха голос баронессы Хельги Штольц — высокий, почти как у ребёнка, — я и привела.
— Не привести, а прислать… — Хельмут шумно вздохнул. — Я думаю, с этим бы прекрасно справился капитан гвардии.
— Боже, я пропустила твои именины! Только не делай вид, что ты не рад меня видеть, — рассмеялась Хельга. — И вообще, даже не спросишь, как там Эрнест без тебя?
Её брат отчего-то промолчал, и Кристина испугалась, что он просто бросился на неё с ножом. А что, с него станется… Поэтому она несмело приоткрыла дверь, предварительно постучав для вежливости, и осторожно вошла.