Ветер моих фантазий
Шрифт:
13:59 — АДМИН: Ура, живой!
Глава 10
Солнце светило ярко, хотя уже не обжигало. Ветер с Невы даже морозил. Начала подмерзать трава с аллей и клумб, расположенных вдоль домов. Только бодро еще цвели на клумбах какие-то маленькие сиреневые цветы, совсем не боящиеся осени или даже слишком сильные для того, чтобы почувствовать ее дыхание. А вот листья на деревьях уже изменили свой цвет или частью даже осыпались.
Я шла, восторженно дыша прохладным воздухом. Сейчас, когда я наконец-то вырвалась из цепких рук врачей, заточивших меня на две
Я шла по центру города, по улице, ведущей к Смольному собору — и я чувствовала себя наконец-то живой. Будто заново родилась. И иногда даже растерянно дома и столбы оглядывала, остановки, машины, людей вокруг. Будто все было все то же, но все вдруг стало как будто новым и чем-то даже непривычным. Мозгами вроде понимаю, что уже здесь была, но как-то по-особому на все смотрю, будто вижу все в первый раз, будто все встречное мне удивительно. Странное такое настроение. Я сегодня в нем проснулась. Первый день дома и без врачей. Хотя это было не то воскресение, когда мы хотели прогуляться на Смольный собор, а на несколько дней позже намеченного.
Или виноват во всем был сон?..
Странный сон, приснившийся сегодня утром. Сон, приснившийся на рассвете, когда еще достаточно темноты обволакивало город.
Зал для собраний. Стены блестящие, то ли изо льда, то ли из металла. По центру овальный стол — как волна, разошедшаяся по кругу, из расплавившегося металла, в который кто-то бросил камень, а потом застывшая, языками-каплями над ногами сидящих людей. Сидящих на воздухе, почему-то ставшем упругим.
Встает мужчина в одеждах из фольги. Нет, из ткани. Руку с широким металлическим браслетом с осколками стекла голубого или эмали вверх поднимает. Глаза серые, волосы светлые, длинные, заплетенные в косу.
Он что-то рассказывает, а люди взволнованно слушают его.
Потом встает девушка-азиатка с волосами, собранными на затылке. Густыми, длинными-длинными. Судя по недовольным взглядам на нее — говорит что-то, чего всем неприятно услышать.
Ночью я проснулась от каких-то ужасных звуков. Что-то трещало. Дом жутко трясло. Свет не включался. Я бегала по длинным туннелям, выложенным гладкими металлическими плитами, на которых рождались зловещие отблески от света моего браслета. Что-то искала, но найти не могла. Долго металась, искала выход. И наконец с ужасом поняла, что выхода нет. Я замурована в этом ледяном доме.
Едва стало светать, бросилась к окну.
Светало. Я ждала увидеть красивые грани домов-кристаллов, но… Но вместо ожидаемого мне предстали лишь развалины: прекрасные здания осыпались или торчали жуткими клыками-обломками, со зловещим нутром. Темным. Кровавыми разводами. Там под обломками и на улицах поверх обрывков стен лежали неподвижные люди. Много людей.
Испуганно застыла, смотря на эту ужасную картину. Опять земля страшно задрожала. Вцепилась в подоконник, чтобы не выпасть вниз. Высоковато было до земли.
К полудню толчки стихли. Мне удалось открыть одно из окон. Холодный пронизывающий ветер поднял длинные волосы и швырнул толстой черной прядью мне в лицо, хлестнул по глазам. Вовремя зажмурилась! А когда порыв стих и робко раскрыла глаза, то увидела вид еще более удручающий, чем прежде. И неестественная тишина резанула по ушам. О, только бы хоть кто-то, хотя бы один человек нарушил эту тишину!
Но зря я долго ждала, мучительно вглядываясь вниз, на неподвижные тела. О, только бы кто-то зашевелился. Или…
Сердце внутри замерло, напуганное.
— Алексантр…
Выпустив подоконник, потерянно упала на колени на пол. Волосы рассыпались вокруг, извиваясь, растрепанные.
Сверху с пронзительного голубого неба солнце смеялось над мертвым городом…
После того жуткого сна, я первым делом выскочила из кровати, еще толком не проснувшаяся — и испуганно метнулась к окну. Город был цел. Все та же линия пятиэтажек за окнами. Все та же полоска деревьев и кустов между нашим домом и напротив. Та же аллея сбоку, вдоль пешеходной дорожки, недавно выложенной свежим асфальтом. То есть, все было тоже. Но сколько-то времени я простояла, судорожно вцепившись в подоконник, растерянно смотря в окно. Город был все тот же. Или не тот же?..
— Саша! — позвали оттуда-то сбоку.
И я растерянно застыла, будто забыв, что значит это слово.
— Александра! — рявкнула мама, рывком открывая дверь.
То есть, это была моя мама. Но сначала я, плохо проснувшаяся, растерянно смотрела на эту ворвавшуюся в мою комнату женщину средних лет. С серыми глазами… серыми… Почему-то меня ее глаза зацепили. Их цвет. Редкий цвет… Нет! Вполне обычный.
— Тебе плохо, доча? — встревожено спросила мама, подходя и взволнованно сжимая мои плечи, осторожно, впрочем, едва касаясь.
Тогда-то я и вспомнила, что это моя мама. Кофе запоздало пошла пить, чтобы взбодриться. Кофе мне не дали. Разве что какао. С молоком и с сахаром, как я и любила. Только жуткий сон все не шел у меня из головы. Пораньше под душ пролезла, открыла ледяную воду. Но и от струй обжигающе холодных странный сон неохотно шел из головы. Или откуда-то изнутри, словно грязь, жирным пятном въевшаяся в одежду. Мерзкая, липкая… От которой не отмыться. Которая так просто не выпустит одежду.
Но, впрочем, стопка грязной одежды на стиральной машине меня привела в чувство. Я сначала растерянно смотрела на нее, недоумевая, что же это такое, но потом вспомнила. И наконец-то проснулась. И наконец-то заметила, что под этой водой мерзко и холодно.
Мда, сюжетец еще тот! Вот что-то в стиле моей старой повести, как ее?.. А, «Последний влюбленный»! Вот…
— Саш, вы во сколько договорились встретиться? — прорезался мамин голос, когда я закрыла кран, и шум воды, падающей сверху вниз и разбивающейся об металлическую ванну, стих, осталось только последнее, успокаивающее даже журчанье.
— Ась? — уточнила недоуменно.
— Ты и мальчики во сколько договорились встретиться?
— Э… — все еще плохо соображала.
— Лера тоже пойдет?.. — спросила мама из кухни.