Ветер над островами
Шрифт:
Что-то подобное мне встречалось раньше, поэтому я успел захватить его за корпус и потянуть следом, выгибаясь эдакой неуклюжей «мельницей», сбивая с приема и просто переводя драку на землю. Мы тяжело грохнулись в пыль, толпа заорала, засвистела, а кабатчик подскочил ближе, встав на колено, следя, чтобы никто запретными приемами не пользовался.
Павел рывком вывернулся из моего захвата, попутно успев засадить мне по печени, да так, что я лишь охнул и чуть дыхание не потерял. Пока приходил в себя, он уже навалился на меня сверху, расставив ноги для надежной опоры
Вынуждая, но не вынудив, потому что тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: начни я закрываться — и он меня так здесь и забьет, в такой-то позиции. Завяжет руки, добавит по корпусу, по открытой печени и в солнечное, потом опять по голове, а колотуха у него как кувалда, — и все, тут бою и конец. И вместо защиты я лишь втянул голову в плечи, пытаясь принимать выбивающие из глаз искры удары лбом и скулой, и сделал главное — захватил двумя руками его левую руку, опорную, ту самую, что давила на шею, а ногой, подтянув ее к самой голове, захватил его голову. И рванул изо всех сил, стараясь перевернуться на бок, одновременно распрямляясь, отжимая его ногой и не давая убрать голову.
Я увидел, как лицо противника изменилось с уверенного на испуганное. Он точно не ожидал такого, промедлил мгновение — а именно этого я и ждал, и это было уже моей «коронкой», — дав мне возможность захватить его конечность основательно. И когда я потащил его руку на излом, зажимая уже под мышкой и наваливаясь всем корпусом на рычаг, он отчаянно попытался разорвать захват, подставившись окончательно. Я сумел задействовать и вторую ногу, зафиксировав противника уже в мертвом замке, из которого не вырвешься. Он даже бить меня не мог в той позиции, разве что по ногам, чего я сейчас даже не чувствовал.
Я чуть-чуть добавил давления, напрягся, и хриплый крик Павла «Сдаюсь!», с одновременным стуком по моим ногам, прозвучал для меня музыкой.
— Стой! — заорал кабатчик, подскакивая ко мне и молотя ладонью по земле, поднимая облака серой пыли.
Я отпустил Павла, и мы раскатились в стороны. Толпа орала, свистела, топала ногами, кабатчик что-то кричал, но я этого не слышал. Поднялся я с трудом. Голова кружилась, перед глазами плыли радужные круги, капала кровь из рассаженной брови, стекая по голой груди, глаз быстро затекал фингалом, спазматическая боль в печени вызывала приступы тошноты — попал он мне туда удачно, надеюсь, что не порвал. Не ожидал я от него такой прыти, если честно. Почему-то мне казалось, что раз у них тут все так патриархально, то «смешанные боевые искусства» не должны быть знакомы. Как же… Такого сразу на ринг выставлять можно — орел.
Провел языком по зубам. Два слева точно шатались, но не были выбиты, к счастью. Губа немела, распухала и обильно кровила. Рот был полон крови. Морда завтра будет такая, что людям лучше не показываться. Побил он меня, как есть побил. Если бы на болевой не попался, то забил бы, как дикари мамонта. Мастерски он дрался — как опытный человек заявляю.
Ему тоже досталось, но куда меньше — только губы разбиты. Он тяжело дышал и сплевывал кровью в пыль. Руки висела плетью — похоже, терпел долго, не хотел сдаваться, доигрался или до вывиха, или до повреждения связок. Зря он это: любой боец знает, что раз угодил на такой захват, то лучше сдаваться.
— Ну ты даешь! — сказал Иван, материализовавшись у меня в поле зрения и протягивая большой носовой платок. — На вот, прижми, а то порты закапаешь. Стирай потом. А на шхуне мы тебя починим, тут без проблем.
Я кивнул благодарно, поднес платок к брови, прижимая изо всех сил. В этот момент подскочил ко мне кабатчик, схватил за свободную руку, вскинул ее кверху, крича:
— Победа в бою за Алексеем с «Закатной чайки», что с Большого Ската пришла! Зрители, а ну скинулись победителю на лекаря!
Шепнув мне: «И с банка пятая часть твоя, ты еще заходи!» — кабатчик побежал по кругу со своей шляпой, куда со звоном посыпались монеты. Толпа платила за зрелище. Откуда-то прибежавший помощник кабатчика уже раздавал выигрыши. К моему удивлению, Фома недовольным не выглядел. Блондинистый крепыш, чью руку я тогда перехватил, получал деньги. Вот они как… На Павла они поставили больше, а на меня выплаты выше были, так что отбили свое по-любому, без вопросов. Фома мне даже глумливо рукой помахал.
— Подождем чуток, — шепнул Иван. — Семен-кабатчик тебе деньги отдаст сейчас. Только если предлагать за деньги драться станет, соглашаться не вздумай.
— А мне зачем? — спросил я у него.
— Откуда я знаю! — пожал он плечами. — Может быть, тебе Павел последние мозги отбил. Платит Семен хорошо, да слухи про него разные ходят. На этой улочке про всех слухи — сюда порядочные люди не ходят.
Последняя фраза была адресована Игнатию, который, похоже, просто пропустил ее мимо ушей. Я даже не уверен, что он драку видел, — настолько мутным был его взгляд.
Я оперся на стену форта, обулся, старясь не свалиться: голова продолжала кружиться. Точно, еще и сотрясение. Рубаху натягивать не стал, чтобы в крови не измарать. Нахлобучил шляпу на затылок, укрыв раскалывающийся от боли череп от палящего солнца.
Фома с товарищами ушел обратно в трактир, причем Павел выглядел мрачно и посмотрел на меня недобро. Это он зря — сам боя хотел и проиграл честно. Неспортивно это он. Толпа рассасывалась кто куда, а кабатчик подошел ко мне, протягивая немалую горсть монет.
— Держи вот, — сказал он, пересыпая деньги в ладони. — Сорок два рубля тебе с боя. А договорись ты заранее со мной — могли бы такой бой устроить, что рублей двести поимел бы. Интересно?
— Я не по этим делам, — покачал я гудящей головой.
— По этим или не по этим, а ты зайди ко мне завтра поболтать, если время будет. Лады? — Он хлопнул меня жирной рукой по плечу и добавил: — Ну будь здоров, заходи, если что, Семена Криворукого спросишь.
И пошел к себе в трактир, откуда доносился отчаянный шум: все наперебой обсуждали зрелище. А мы медленно направились в порт, поддерживая под локти Игнатия.