Ветер над островами
Шрифт:
В толпе гуляющих я заметил преподобного Симона. Одетый в белый сюртук, он прогуливался под руку с какой-то немолодой женщиной, беседуя с ней явно не на духовные темы. Она смеялась каким-то его словам, он тоже улыбался. Рядом с ними шли двое детей, мальчик и девочка, лет семи-восьми, о чем-то оживленно болтавшие друг с другом. Непохож в этот момент священник был на сурового пастыря и вероучителя. Никак непохож.
Придумывая себе занятие, я зашел в ходовую рубку, огляделся. Впереди, где и подобает, штурвал с картушкой компаса, рядом стол с зажимами для карт. Причем стол серьезный, вроде старого чертежного кульмана. А вот сзади,
Постоял в рубке, вновь пошел на палубу. Стемнело уже окончательно, но на корме каждого судна, пришвартованного к пирсам, светился масляный фонарь, так что света хватало, по большому счету. Откуда-то тянуло сигарным табаком, где-то негромко болтали люди, сидя на палубе, но где — я не разглядел. Да и пусть себе болтают.
Проехали верхами по набережной двое объездчиков — я разглядел отблеск фонарей в висящих на груди бляхах. Проехали спокойно, шагом, свернули из порта на кабацкую улицу, где мы сегодня искали Игнатия.
— Эй, друг! — окликнул меня кто-то.
Я обернулся. Звал меня вахтенный с соседнего судна — широкого и высокобортного барка, нависавшего над нами. От него сигарами и тянуло — мне хорошо было видно, как в руке у него тлеет красный огонек.
Я помахал ему рукой приветственно.
— Видел тебя в драке сегодня, — сказал вахтенный. — Умеешь. Павла побить — большое дело.
— Спасибо, — пожал я плечами.
Тот достал из кармана небольшую сигару, протянул ее мне, перегнувшись через борт так, что я его ловить приготовился.
— Угощайся, если куришь.
— Не курю, но спасибо, — отказался я. — Издалека пришли?
— С Трех Дев, — ответил вахтенный. — Знаешь такой остров? Это к западу, к самым франкам почти.
Я кивнул неопределенно, что можно было истолковать как угодно, затем вновь спросил:
— Что возите? Вон у вас какая посудина большая.
— За сидром пришли, — ответил он. — Он тут самый лучший: яблоки у них все же специальные какие-то, у Новой Фактории.
Общался он со мной свободно, не замечая никаких огрехов в моей речи, а я же заметил, что произношение у него заметно отличается от Веры и Ивана с Игнатием. Подумалось, что это издержки проживания на островах. А мне и лучше — меньше вопросов возникает.
— Слух ходит… — заговорил соседский вахтенный. — Бают, что погибли ваши с обозом. Так?
— Так, — подтвердил я. — Племя Горы напало.
— Верно, так и говорят, — кивнул он. — Прости, что спросил.
— Да чего уж там, — ответил я. — Нет в этом тайны.
— Мутят это племя, все говорят, — продолжил сосед. — Мы когда сюда шли, яхту видели турецкую, шла прямо к берегу. Что яхте там понадобиться могло? Шкип сказал, что ружья неграм возят. А те на другие племена охотятся, а потом пленных продают.
— На наш обоз не за пленными напали.
— Это понятно, — вздохнул он. — Силу почуяли, обнаглели. Другие-то племена их боятся — вот и решили, что все можно им теперь. С тех пор как Ром-Топор у них вождем стал, совсем они взбесились.
— Часто здесь бываешь? — спросил я. — А то, гляжу, ты обо всем знаешь.
— Часто, — подтвердил тот. — Мы только сюда и ходим, у нас все судно как сидровая бочка стало, яблоками навсегда провоняло.
— Сам-то яблоки любишь? — спросил я с подначкой. — Или сидр?
— Век бы не нюхать больше, — фыркнул тот. — Я теперь только пиво пью. Или вино. А раньше сидр любил, пока за ним ходить не начали. А сам откуда?
— С Большого Ската, — ответил я, надеясь, что в подробности он не полезет.
— А, бывали у вас, — обрадовался он. — К вам за вином ходили, прикинь. Пьяный барк у нас самый настоящий.
Время на Большом Скате он провел неплохо, с его слов, и это меня спасло. Было ему чем поделиться. Вахтенный с барка, которого звали Ильей, как позже выяснилось, был из тех людей, что из всех видов собеседников предпочитают слушателей, желательно молчаливых, вот и сейчас нашел свободные уши. И я болтать ему не препятствовал, а слушал все внимательно, подчас борясь с желанием записывать.
Ходил по морям мой собеседник уже шесть лет и числился рулевым. Из той картины, что он мне описал, выходило, что на материке, где мы сейчас находимся, «христиан» жило мало. Он именно так и сказал — «христиане», подразумевая под этим то, для чего у нас используется термин «цивилизованные».
Материк заселен был редко и преимущественно неграми, множеством их племен, некоторые из коих были «христианам» дружественны, иные враждебны, но доверять нельзя было никому. Уровень их знаний и умений соответствовал таковому у американских индейцев или африканских зулусов — они умели добывать и использовать железо, делая из него наконечники копий и стрел и другое холодное оружие, а еще в степях разводили скот, правда, не слишком многочисленный. Племена постоянно враждовали между собой, поэтому договариваться с ними о чем-нибудь было трудно — все было изменчиво и непостоянно.
«Христиане» и «мусульмане» (друг друга они называли «турки» и «кяфиры») проживали все больше на многочисленных островах, покрывавших всю поверхность моря на много дней пути во всех направлениях. Такая география, признаться, меня озадачила, но и укрепила в мыслях о глобальном потеплении в качестве одной из составляющих минувшей катастрофы.
«Турки» с «кяфирами» друг друга не любили, нередки были между ними вооруженные стычки, организовывались и разбойничьи налеты на территории друг друга, но все в небольших масштабах, так… до сотни человек с каждой стороны, и все больше охотников лихость показать. До реальной войны не доходило и доходить вроде как не собиралось, и при этом обе стороны умудрялись друг с другом торговать. В общем, ничего удивительного, таких примеров и в нашей истории хватало.
По мере того как Илья перечислял груз, с которым довелось ему ходить по морям-окиянам, складывалось некое впечатление о местной экономике. Суда возили лес, пальмовую копру и пеньку, продукты и алкоголь, или то, что принято стало позже называть «колониальными товарами». А вот все серьезное железо, станки и всякая машинерия. которые им тоже доводилось возить, шло с Большого острова.
Так, за неспешной беседой, и закончилась моя вахта.
Передал я ее Ивану — и пошел в трюм спать в гамаке.